Книга Демоны в религии, искусстве и фольклоре - Массимо Чентини

Мотив ослабления веры, фактической причины утверждения зла, хорошо выражен в нескольких стихах. В них есть метафора ржи (ржавчины) на мече Михаила, теперь уже бескрылого архангела, и молнии (языческий символ божественной силы) в виде плети, то есть неподвижного объекта, в руках Яхве (хотя с точки зрения внешнего облика эта фигура больше похожа на Юпитера древних).

Наводит на мысли образ ангелов, «низвергающихся с небес»: эмблема потери веры, использующая иудейско-христианский образ падения мятежных ангелов.

В поэтической метафоре Сатана становится почти творцом, «повелителем бытия». Своей работой он дает жизнь материи, которая «спит».

Это еще одна отсылка к языческому миру, а именно к фигуре Бахуса, божества пьянства, находящего в вине и земных удовольствиях свой инструмент греха, наиболее подходящий для воспевания греховности. Но когда поэтический путь, казалось бы, должен соскользнуть в низость материализма, Кардуччи вновь запускает эзотерический ключ и возвращает «своего» Сатану в более интеллектуальное измерение, необходимое для достижения знания. Знание – конечная цель эзотерики, учения, провозглашающего духовный рост для достижения наилучшего понимания места человека в мировой истории.

Перинетто да Беневенто. Герметические истории отцов-августинцев. Фрагмент. Середина XV в. Капелла Караччоло дель Соле в церкви Сан-Джованни Карбонара, Неаполь

Поэт опирается на более поверхностные изображения классических божеств и подчеркивает их внешность, сладострастность и чувственность. Кардуччи ловко помещает Аграманио (Аримана), который в зороастризме является божеством зла, рядом с Адонисом и Астартой (первый – красивый юноша, возлюбленный Афродиты, а вторая – лунное женское божество финикийцев).

Злой бог меняет свой облик и проникает в мир людей, искушая их и всегда предлагая им идеал наслаждения и красоты. Здесь нет понятия об аде и его наказаниях, все сосредоточено на ценности чувственности, любви и вкуса к прекрасному.

Чтобы разрушить этот языческий Эдем, по словам поэта, пришло христианство. Автор считает его силой, призванной стереть следы того времени, когда люди и боги жили в тесном контакте и говорили на одном языке. Лишь эзотерическое знание смогло сохранить этот язык.

Древнее знание сначала сохранили те, кто был наиболее привязан к земле: «ты, мятежник великий, / прожил долгие годы / возле ларов домашних, / в поселеньях народа». Хранители ритуального язычества жили земледелием, обожествляя природу и ее силы.

Далее появляется фигура «бледной волшебницы» или ведьмы, хранительницы древних знаний, считающейся любовницей Сатаны. Она знала арканы, то есть обладала тайным, неофициальным знанием. Это знание противопоставлено каноническому, не желающему признавать другие формы культуры, кроме тех, которые считались единственно истинными и неоспоримыми. В глазах инквизиторов именно Сатана давал ведьмам силы, позволявшие им преодолевать препятствия, тогда как в действительности, указывает Кардуччи, эти женщины обладали очень древними знаниями, которые их современники отвергали.

То же самое обвинение было направлено против алхимиков и магов эпохи Возрождения. По мнению эзотериков, они, напротив, являются подлинными хранителями языка магии и оккультной философии, почти уничтоженные благодаря безумию охотников на ведьм и демонов.

Кардуччи, немного отвлекаясь, пытается привлечь внимание к другой теме. Он задействует типичный для эзотериков (особенно алхимиков) художественный прием и вспоминает трагедию Абеляра и Элоизы. Ссылка на философа-схоласта Абеляра, однако, не является случайной и единичной. В более поздних стихах Кардуччи прослеживается связь с «монахом», а именно Арнольдом Брешианским (в юношестве – нищий ученик Абеляра), разжигателем беспорядков в Риме. В 1146 году беспорядки привели к провозглашению республики. За эти грехи Арнольд в 1155 году был повешен, сожжен, а его прах рассеян над Тибром.

Здесь мы приведем некоторые оригинальные пословицы из произведения Уильяма Блейка «Бракосочетание рая и ада».

• Расчетливость – богатая и безобразная старая дева, за которой волочится бессилие.

• Тот, кто желает, но не действует, плодит чуму.

• Никакая птица не залетит слишком высоко, если она летит на собственных крыльях.

• Тюрьмы построены из камней закона, публичные дома из кирпичей религии.

• Похоть козла – щедрость божия.

• Нагота женщины – дело рук божьих.

• Пусть мужчина носит львиную шкуру, женщина – овечье руно.

• Тигры гнева мудрее, чем клячи наставления.

• Лучше убить ребенка в колыбели, чем питать неосуществленные желания.

• Где нет человека, природа бесплодна77.

Этот факт, как звено в цепи, позволяет поэту обращаться к пламени, в котором погибли многие мыслители, от Уиклифа до Савонаролы78. К ним относились как к еретическим философам, и они были «неудобными». Но огонь не стирает знания, и поэт в конце концов подчеркивает, что «Сатана победил», потому что их послание осталось запечатленным в памяти и в фундаментальных работах.

Гимн завершается финальной точкой в споре между антимодернизмом и возвеличиванием технического прогресса: Сатану сравнивают с машиной, которая, будучи «чудовищем», уничтожает все препятствия, разрушает каждый барьер, нарушая равновесие и привычки.

Сатану также называют «победной силой мысли», то есть разума, но разума в своем роде уникального, не отрицающего дух. Прежде всего, он не желает, чтобы дух был подавлен, а желает, чтобы дух, наоборот, выражал себя, свободный от обыденности и любых границ. Этот разум не должен преуменьшать ценность традиции и должен спасти от забвения свое самое сокровенное знание, иначе оно станет бесполезным.

В общем и целом этот гимн можно рассматривать как призыв к свободе, как стремление человека быть собой и следовать собственным убеждениям, направленным на познание и приобретение знаний.

Сатана Кардуччи, по существу, – жертва, борец с любого рода угнетением. Он пытается освободить себя от клеветы и занять законное место в истории, участвуя в ней до конца. Даже в роли никем не понятого героя.

Дьявол и литературные модели

В широкой и разнообразной литературной панораме, где дьявол выступает в качестве главного героя, можно выделить три повторяющиеся модели:

• героический дьявол; борется за свою свободу и не подчиняется никаким правилам, унижающим его достоинство;

• дьявол как противопоставление добру, в духе манихейской логики, которая считает столкновение между злом и добром вечным и постоянным;

• дьявол как объект сатиры; регулярно высмеивается и часто вынужден в популярной литературе терпеть всевозможные унижения.

В незаконченной поэме «Гибель Сатаны» (начатой в 1854 году и опубликованной посмертно в 1886 году) Виктор Гюго рисует поэтическую картину смерти Сатаны.

В предисловии к «Цветам зла» Шарль Бодлер упоминает демона Трисмегиста, которого он позже называет ученым-химиком.

Поэт имел в виду Гермеса Трисмегиста (Трижды Великого) – писца богов (по некоторым источникам, писца египетского бога Тота) и хранителя величайших тайн, связанных с оккультными знаниями, магией, эзотерикой и, возможно, алхимией. По сути персонаж, полный загадок, но в то же время притягательный и часто упоминаемый в магических текстах. Его судьба на Западе – результат повторного «открытия» древних писаний, чем, особенно начиная с XV века, занимались интеллектуалы и философы.

Марсилио Фичино (1433–1499), переводчик «Герметического корпуса» (I–III века), приписываемого Трисмегисту, предложил в своем сочинении «О христианской религии» (1474–1476) отождествить Гермеса с Моисеем.

Эжен Делакруа. Иллюстрация