Откуда ты пришёл, — указал баронет. — Поспи пока что… Она скоро придёт.
Посмотрев куда указали, неизвестный замычал.
Он изобразил непонятный жест:
— Благ-о!.. Да-рю!
Фигуру развернуло. Через силу, она изобразила шаг. Пошла.
Мужчина сильно завалился на бок, рукою почти дотянулся до травы, но справился. По широкой, сильно изогнутой дуге, он дошагал до мостовой.
В какой-то момент могло показаться, что Гаспар должен упасть… но он вынес. Шаркнул ногой, и оттолкнулся рукою от истоптанной земли.
— Ты знаешь… — произнёс Элой негромко. — Гвиневра никогда не считала… что у нас нет детей.
Посеревшее и ставшее с годами слегка шершавым, лицо баронета как будто слегка ожило. Одна из сторон его лица чуть улыбнулась.
Пока никто не смотрит, Вивар острым локтем сильно поддел соседа. Тот тут же ответил. Да настолько расстарался, что сам ненароком срезал живую, ещё зеленеющую ветку. Глянув удивлённо, мужчина покосился на нас. Ногою, без лишних сантиментов, он загнал цветы поглубже в тень.
— … Это были… ваши?
Старик чуть приподнял кудрявую бровь:
— Это… наши… Мы ведь люди, — с полуулыбкой. — Часть дарованная… испытания…
— Да.
— А иначе, как бы мы шли… без желаний.
Я… так и не рассказал ни про духа. Ни про барона…
Мерзавец дважды видел меня не в лучшем виде, и, в случае поимки баронетом, он бы не смолчал.
[1] Вознесение — один из главных праздников ламенской церкви. Установленный в честь прилюдного вознесения духа Истара в небесные чертоги.
XVIII
Что я мог предпринять теперь?
Обратиться к майору Дирту… Деньги бы ему теперь не помешали. Я мог бы сбежать, потеряв уважение Эль, или победить с её помощью; найти какое-нибудь очень могучее оружие. Я… я мог бы сейчас вернуться и рассказать всё Элою.
Стройный длинный перечень.
Всё это было возможно сделать.
Но по какой-то причине я не мог остановиться ни на одном из вариантов.
* * *
Девочка-подросток, в очень цветастом платье, дёргала пьяного Гаспара за рукав и что-то пыталась ему втолковать. Младенческий плач рекою лился из открытого окна.
Мужчина отмахивался.
«Повезло».
Неизвестный стражник обратил на происходящее внимание.
Зевая, он не разбираясь ухватил буяна за край драной рубахи, куда-то его потащил. Девчонка, оскалив зубы, рванула следом. Она пинанула служителя порядка по голенищу сапога.
Попыталась вцепиться ему в седеющие волосы.
Младенец ревел.
* * *
Жар. Тишь. Улица как будто раскалилась.
Мои нервы звонили.
Я не был вполне уверен, как так вышло… но обратная дорога почти совершенно не запомнилась. Какая-то пустая безразличность, едва ли не обречённость накрыла. И лишь одна мысль крутилась в сознанье: «За что?»
Всё сильнее и сильнее… давила тишина… Она накрывала улицу… И меня… И людей… А после поднялся ветер. Он не расходился, а разом ударил. Сразу со всех своих сил, будто был намерен всё смести.
Подхваченная пыль пошла вместе с сорванной листвой, крошкой и мелким сором. Всё это ударило в лицо. Всё это забилось в глаза и ноздри, так что дышать стало просто невозможно. Ветер лез за шиворот.
Зримо надвигаясь, непроницаемая тень угрожающе скоро «пожрала» пространство впереди, дома и вывески.
Люд спешил.
Приободрился и я. Хотя и безотчётно.
Оставалось не так и много… впереди уже показались деревья. Я увидел серую ткань лотков. Уже заметил тёмную дверь… когда нарастающий гул воды прокатился по черепице. Молния сверкнула!.. И гром с высоким треском раскололся в неб-е!..
Согнувшись, поджав под себя что только смог, я поспешил укрыться за широкой кроной. Я сжался. Крупные капли барабанной дробью забили по спине.
Ледяная вода заставила прийти в себя.
Мне почудилась яркая белая точка… Круг фиолетово-зелёный… Рондель оказался зажат в руке. Я бросил в текущую воду! Просто бросил. Без задних мыслей побежал. Добрался до отеля.
Прорвался наконец и, тяжело дыша, ухватил большую ручку. Металл ещё не успел остыть… Он был тёплым.
«Нужно тор…» — промелькнул обрывок мысли.
Пара шагов… и ещё один. Невольная дрожь.
Непонятная бодрость поднималась во всём теле. Отчего-то я припомнил, каким задохнувшимся, красным догнал нас со стражником секретарь. Как стыдно ему было за баронета.
Опершись плечом, очень скоро «перекотившись», я сполз по доскам. В сапогах уже хлюпало. Со свёртка текло. Ткань сползла, и показалась вощёная бумага.
Смешно отчего-то стало. До невозможного смешно…
От всех последних дней! От пертурбаций и лишений!.. От тролла вместе с «бароном»… и великаном вместе с ними. Духа, что «витал» всё рядом, и «хозяина», который танцевал и пел на собственных подмостках. От ВСЕГО города. ОТ ВСЕЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ!.. Я негромко засмеялся.
Скрип половицы. Какой-то крупный мужчина, с завитыми бакенами, неспешно и с раскачкой переступал с последней ступени на ковёр передней. Он как-то замер. И поднял руку вместе с трубкой.
«Кошмар какой».
Ещё улыбаясь, дрожа, я со второй попытки сумел утереть слезу.
«Чего не бывает… в жизни».
Нужно было приподняться. Избавиться от бесполезного сырого свёртка и… а что потом?
Я поздоровался. Обойдя, ухватился за поручень. «Мне нужно на второй этаж».
Я справился… с этим…
Странный малый, очень субтильный, ожидал у моей двери. В коридоре. Он чихнул. И трубно высморкался… в ярко-синий платок.
Плечо моё дёрнулось.
Шарф, впитавший слишком много влаги, оказался зажат у стражника в руке. Заметив движенье, он локтем оттолкнулся от стены. Хотел поздороваться, но… упершись в неожиданно «цветущий» мой вид, служитель оборвал себя. Нижняя губа его сильно поджалась, а большие, чуть выпученные глаза скоро забегали. Словно кого-то ища.
Чихнув неожиданно (и очень громко), мужчина спиною налёг на дверь. Упёрся и… ввалился в номер… Я мог бы на что угодно поспорить, что закрывал за собою.
… Это неважно.
"И что ему надо?.. — с усмешкой. — После всего ему мало?' Я решительно не мог остановиться. Стражник принял вид глубоко оскорблённый, но это долго не продлилось.
— Йозеф Гратц.
Он представился.
И тут же стал озираться. Взгляд его зацепился за свёрток в моих руках. Тонкие губы изогнулись дугою. Даже сидя мужчина умудрялся смотреть сверху вниз.
— Да неужели!.. А номер? Звание ваше я могу узнать? Господин⁈
Сильно заросшее щетиной лицо перекосило.
Поразмыслив немного, служитель поднялся. Он глянул на меня — и просто сделал шаг к дальней стене. Освободил дорогу к стулу.
«Ка-кой заботливый!»
Не видя препятствий, я в самом деле прошёл. В собственный номер. Положил том на белую салфетку. Развернулся. Прошёл мимо стула. И сел — на край кровати. Не
