и указал ему на заляпанную птицами статую шахтера с отбойным молотком.
— Что я вам, нанялся? — вызверился Боря. — Я и так за всех вкалываю, так теперь мне еще шахтера мыть?
(Боря был в плохом настроении, потому что буфетчица не оставила ему на рубль пустых бутылок за то, что он перенес ей на пляж ящик с пивом.)
— Я два раза повторять не буду, а не хочешь — по собственному желанию! — ответил Коробейников. Боря показал ему в кармане фигу.
Коробейников начал огибать главный корпус, думая о том, что пора поставить вопрос о борином поведении на профсоюзном собрании. Он сделал еще один шаг и… увидел обнаженную женщину.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Он как шел, так и сел. Ничего подобного он и в мыслях не держал. Какая-то ладная особа с бедрами, как бочки, направлялась в сторону Черного моря, придерживая на плече кувшин и помахивая свободной рукой.
Она была совершенно не одета.
Коробейникову стало так стыдно, что он отвернулся и спрятался за угол. «Совсем молодежь очумела! — подумал он. — Куда она прет с кувшином в таком виде? Выяснить фамилию и написать на работу!»
Коробейников хотел высунуться из-за угла и рявкнуть на эту бесстыжую холеру, но сердце вдруг подпрыгнуло; пришлось прислониться к стене. Он переждал минуту и, держась за сердце, поковылял жаловаться главврачу.
Тот выслушал историю о девице с бедрами и недоверчиво усмехнулся.
— Ничего смешного не вижу, — обиделся Коробейников.
— Это же наша новая статуя, — сказал главврач. — Вот что значит искусство — за живую приняли.
— Что я уже… совсем, что ли? — смутился Коробейников.
Если она не живая, то это, конечно, меняет дело. Все же что-то его смущало. Он распорядился по хозяйству и неуверенно направился к главному корпусу. Такая у него работа — ходить по санаторию. Ему хотелось еще раз взглянуть на нее, хотя это было неудобно. Он раза два останавливался, срывал веточку… наконец подобрался к повороту и выглянул.
Она все еще шла по воду.
Он вспотел и отвернулся. Черт знает что, вертится, как школьник. Экую гадость поставили, пройти нельзя.
Вдруг из кустов вышел Боря с ведром и с тряпкой и деловито сообщил:
— Шахтера я уже помыл, счас за нее возьмусь.
(Боря был в хорошем настроении, потому что пришла буфетчица.)
Коробейников на миг представил картину омовения, плюнул дворнику под ноги и зашагал к главврачу, зная теперь, что должен сказать. С порога он нервно спросил:
— Эта девица… она что, каждый день будет у нас стоять?
— Знакомьтесь, наш завхоз, — ответил главврач, с ненавистью взглянув правым глазом на Коробейникова, а левым принося извинения какому-то бравому старику в замызганной куртке и в берете с крохотным свиным хвостиком. — А это непосредственный создатель нашей новой статуи, заслуженный деятель искусств. — Главврач назвал фамилию, которую Коробейников потом так и не смог вспомнить. — Будет у нас отдыхать.
— Значит, вам не нравится моя скульптура? — вкрадчиво спросил заслуженный деятель искусств, и Коробейников сразу сообразил, что с этим стариканом не стоит связываться. Во всяком случае, не рассуждать «нравится — не нравится».
— Я про качество не скажу, — попятился Коробейников. — Я о другом… У нас кандидаты наук… и с детьми приезжают… Вот стояла у нас купальщица с веслом, тоже и формы, и детали, но она была одета в купальник!
— Одета, — задумчиво повторил заслуженный деятель. — Старые песни. Постойте рядом с ней и попытайтесь понять, что она не вызывает никаких низменных эмоций, а напротив — только добрые и здоровые чувства. А все эти «с веслом», «с мячом», «с молотком»… Поймите, наконец, что вся эта серийная парковая живопись (ударение в слове «живопись» заслуженный деятель поставил на последнем слоге) давно не соответствует эстетическим потребностям нашего народа. Споры на эту тему затихли лет двадцать назад, и я не думал, что придется к ним возвращаться. Кстати, я настаивал на худсовете, чтобы вашего шахтера куда-нибудь уволокли, а то он портит вид на Мадрид и не соответствует санаторной тематике. А парень с ядерной структурой… ничего, сойдет.
Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид? Что происходит в санатории? Скамейки красятся радугой, хотя положено зеленым; дворники моют голых девок; какой-то худсовет собирается сносить ни в чем неповинного шахтера.
— Только через мой труп вы снесете шахтера! — тихо сказал Коробейников.
— Ну при чем тут трупы? — поморщился заслуженный деятель искусств.
Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть дверью, но ее еще неделю назад унесли к плотнику на ремонт.
В коридоре его догнал главврач и скороговоркой сказал:
— Никто его не сносит, что вы, в самом деле. Мне лично все эти статуи до лампочки, что есть они, что их нет. Сейчас таких девиц ставят в каждом парке по десять штук, мода такая. Зачем так волноваться с вашим сердцем?
— Мне плохо, я пойду домой, — пробормотал Коробейников.
Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась девица. Ему хотелось говорить о ней, но жена ничего в искусстве не понимала. Она искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за всех волноваться.
— Раньше бы за это намылили шею, — сказал он.
— Ты о чем? — спросила жена.
— Поставили, понимаешь, статую, со всеми подробностями, — заволновался Коробейников. — Женское тело, конечно, красиво…
Он хотел развить мысль, но запутался.
Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.
Коробейников лежал на диване и думал. В голове у него завелись какие-то новые мысли об эстетических потребностях. От этих мыслей ему было плохо — будто завезли новую мебель и производили в голове перестановку.
Ночью ему приснился Боря, моющий девицу на профсоюзном собрании. Сердце чуть не оторвалось, жена вызвала скорую помощь, и Коробейников до конца недели пролежал дома.
Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, и о таинственном худсовете, который разрешает им это делать. Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный озабоченный народ. Возможно, он чего-то недопонимает. Споры на эту тему затихли лет двадцать назад, а он до сих пор ничего о них не слышал. Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук — подавно.
Нет, тут какая-то политика, думал Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных девок.
Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного успокоился.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Опасения
