трахнуться за ближайшим углом или хотя бы показать сиськи. Впрочем, чародейка получала и встречные предложения: кому-то хотелось поработать языком у нее между ног, а кто-то горел желанием укусить ее за попку. Нашелся даже некто — особо сильно пьяный и романтичный — и предложил выйти за него замуж. А некто, тоже особо сильно пьяный, но лишенный малейшей романтики, пытался склонить Даниэль к совместному времяпрепровождению силой. Спустив в него слабый, но болезненный разряд молнии, чародейка, как по волшебству перестала быть объектом половых интересов. А одна компания оказалась достаточно дружелюбной и даже подсказала, где находится названный сигийцем адрес.
— Неужто это здесь? — произнесла Даниэль, остановившись возле кирпичного забора. — Или те милые ребята напутали?
— Не напутали, — сказал сигиец, разглядывая забор. — Но здесь никого нет.
— Что? — опешила Даниэль. — Ты уверен?
Сигиец повернул к ней голову со сверкающими серебром бельмами.
— Почему люди постоянно задают этот вопрос? — спросил он. — Это очень странная реакция на очевидную ситуацию и обстоятельства.
— Прости, пожалуйста, — подбоченилась чародейка. — Не все видят сквозь стены. Иногда, знаешь ли, в упор смотришь — и своим глазам не веришь. Поэтому ты точно уверен?
— Да, точно.
— Совсем-совсем?
Сигиец снова уставился сквозь забор.
— Вижу крыс, — сказал он. — И птиц.
Даниэль поджала губы. В груди заклокотала злость и обида за столько потраченных часов на дорогу пешком из Модера до Ангельской Тропы. И все для того, чтобы поглазеть на обшарпанный забор, за которым пусто. Чародейка оценила высоту неровной кирпичной кладки, возвышающиеся над ней железные, с разводами и подтеками ржавчины ворота.
— Я могла бы перелететь и глянуть, что там, — сказала она. — Вот только там наверняка все заперто, а замки вскрывать я не умею. Да и вряд ли меня хватит на то, чтобы вернуться — наша романтическая прогулка совсем меня вымотала. Я не железная, в отличие от тебя, — наигранно пожаловалась чародейка, — а хрупкая девушка и очень нежное существо… Так, — она вдруг повернулась к сигийцу. — Ты знал! — обвиняюще наставила палец она. — Ты знал, что здесь никого не будет?
— Да. Клуб открывается, когда набирается достаточное количество клиентов. За день до этого здесь собирается персонал, в день открытия утром привозят женщин для развлечений. Клиенты приезжают с вечера до глубокой ночи.
От равнодушия и спокойствия его голоса Даниэль затрясло.
— Ты все знал, и мы все равно сюда потащились? Зачем?
— Убедиться лично.
— Убе… — запнулась Даниэль, всплеснув руками. — Ты издеваешься? Я себе ноги по задницу стоптала! Не мог сразу сказать, чтобы время зря не тратить?
— Ты не доверяешь моим словам, — сказал сигиец. — В упор смотришь — и, очевидно, своим глазам не веришь тоже. Сколько раз ты бы спросила «Ты уверен?», после чего предложила бы прийти сюда, чтобы убедиться лично?
У Даниэль перехватило дыхание от злости. Она иногда подумывала, что сигиец тайком читает мысли, в чем преступно отказывается сознаваться.
— Молчи, — тяжело дыша, сквозь зубы проговорила Даниэль. — Просто молчи, пожалуйста. Еще одно слово — клянусь, я не знаю, что с тобой сделаю!
— Вероятнее всего, предпримешь попытку ударить, чтобы дать выход эмоциям. Злости, в первую очередь.
— Я не спрашивала тебя, что я сделаю!
— Тебя сложно понять и точно определить, когда ты задаешь вопрос, а когда произносишь безынформативный набор слов.
Даниэль глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Это все от усталости — вся эта вспыльчивость, раздражительность, несдержанность. Она с утра на ногах, исходила добрых пол-Анрии на своих двоих, вымоталась, как собака. Это все усталость, а не… И вовсе не хочется шваркнуть молнией по нахальной, вечно равнодушной физиономии. Это вообще не ее мысли, а сучки, запустившей когти в низ живота. Сучки, осмелевшей после перекуса сладкой похотью и захотевшей еще чего-нибудь вкусненького.
Даже не думай, манда паршивая, предупредила Даниэль. Иначе я сделаю с собой такое, что ты месяц еще не вылезешь!
Мерзость обиженно хныкнула, втянула когти и забилась в угол.
— Ну что ж, — цокнула языком Даниэль с мстительной улыбочкой. — Раз ты так любишь ходить, мы пойдем с этой ангельской улочки до Бездны пешком. Вот только ты понесешь меня на руках!
Глава 42
I
— Не думал, что мы встретимся так скоро. Недели не прошло, а мы уже снова вместе, садик Барун.
Бруно почувствовал себя неловко. Он не привык, когда другой мужик лезет обниматься, но героически смолчал и выдавил из себя глуповато-приветливую улыбку. Кассан привел себя в порядок за прошедшие дни, побрился, подстригся, снова облачился в шелковую рубашку, сияющую белизной, и снова стал похож на себя того самого, когда Бруно впервые увидел его на Ангельской Тропе вечность назад. Вот только улыбался, по-прежнему не размыкая губ, стесняясь выбитых зубов.
— Надеялся больше не увидеть меня? — спросил Маэстро, когда сельджаарец наконец выпустил его.
— Не надо ерничать, — покачал головой Кассан, — я рад тебя видеть. А где Ранхар?
— Он немного занят, не смог прийти, — смущенно отозвался Бруно. — Меня послал.
— Новые друзья взяли его в оборот?
— Типа того.
Он не стал говорить, как есть, побоявшись, что Кассан не поверит. Сам толком не верил в то, что сигиец пять дней подряд пропадал где-то с блондинкой-сыроедкой, от одного вида которой у Бруно начинало дымиться в штанах и нога дергаться. Хотя он не любил блондинок, да и на его вкус она слишком тощая, подержаться особо и не за что, но вот пощупать ее Бруно был совсем не прочь. И вообще сейчас и доску бы пощупал, лишь бы на девку была похожа. Это даже хорошо, что она почти не бывала в доме в Веселой Бездне, иначе Бруно представить боялся, что бы с ним уже приключилось.
— Хм, — многозначительно хмыкнул Кассан. — А это?.. — он перевел взгляд на Гаспара. — Представишь своего нового друга?
— Он мне не друг, — буркнул Маэстро, — а звать его Гаспар Напьер Франц Антуан…
— Гаспар Франсуа Этьен де Напье, — представился менталист с вежливым поклоном. Он был бледен и чувствовал себя неважно. Пальцы на левой руке непроизвольно подрагивали и долго не унимались. Это их хозяину очень не нравилось и злило. — А вы, полагаю, Кассан ар Катеми?
— Он самый, — кивнул Кассан. — Ан мутин он-мукабалат се, сайиде. Ранхар сказал, дело срочное. Осмелюсь предположить, оно связано с письмами «вюртов»?
— Да, с ними.
— Значит, вы сумели в них разобраться?
— Сумели. А вы, значит, сумели найти им применение?
Кассан хитро улыбнулся и указал ладонью на коридор, отступив вглубь:
— Пройдемте. Там тихо, спокойно и никто нам не помешает.
Бруно честно думал, что внутри их будет ждать что-нибудь вроде военного лагеря, когда подошел к высоченному забору с крепкими воротами. Открыли им дюжие саабинны крайне неприветливого вида с чернющими бородами, которые вообще не прятали оружие. Во дворе околачивалось с десяток таких же, все вооруженные саблями и ружьями. Двое, голые по пояс, выясняли отношения в странном полуэротическом танце, который, наверно, можно назвать борьбой. Но в приземистом доме, где их встретил Кассан, оказалось на удивление уютно. Бруно внезапно понял, что скучал по шамситским коврам, покрывающим почти все свободное пространство, и странному, сложно описываемому запаху кабирского дома.
— Как твои дела? — спросил он.
— Альджар-Рахим, все хорошо, — отозвался сельджаарец. — Я жив, а это главное. Но главнее всего то, что мне удалось обнять любимых женщин и повидаться с родными.
У Кассана была пара дочерей, о которых он как-то раз обмолвился вскользь. Бруно так и не выяснил, кем тому приходилась та властная женщина, которая очень невзлюбила Маэстро.
— У них тоже все хорошо?
— Насколько может быть хорошо у нищих.
— Не понял.
— Неужели забыл? «Вюрты» скупили всю мою недвижимость и все активы, через прикормленных юристов арестовали даже самые мелкие мои счета в анрийских банках. Теперь я беднее пророка Зааб-наби, садик Барун, — улыбнулся Кассан.
— Как-то не бросается в глаза, что тебя это печалит.
— Ха! — рассмеялся сельджаарец. — Это потому, что либлаки уже пустили все мое имущество с молотка.
— Что здесь смешного?
— Да то, что почти все успели перехватить мои добрые друзья. Конечно, я ничем не владею и теперь им по гроб жизни обязан, но, учитывая обстоятельства, это не самый худший исход.
Кассан запустил гостей в комнату, у дверей которых стояла пара девушек в пестрых платьях с покрытыми шалью головами. Сельджаарец шепнул им,