но на улице не было ни души.
– Кажется, всё спокойно, – сказал Майк.
Стараясь вести себя как обычно, мы пошли по тротуару вдоль домов старичков.
– Что будем делать, если нас поймают? – шёпотом спросила я.
– Всё просто, Паркер. Мы убежим.
Я проверяла каждое окно, мимо которого мы проходили, но никого не увидела. Хоть бы я оказалась права и сейчас у них был своего рода «тихий час»!
Когда мы дошли до дома мисс Беа, Майк утянул меня к растущим вдоль окон розовым кустам. Исцарапанные парой сотен шипов руки были, на мой взгляд, не такой уж большой платой за идеальное прикрытие.
– Ай!
– Тс-с…
– Ого, смотри!
Судя по интерьеру, перед нашими глазами была гостиная, выполненная в розово-лиловых тонах. Она напомнила мне косметический салон мисс Беа: повсюду снова антиквариат и бархат. Над диваном висел большой портрет красивой молодой женщины в зелёном платье. У неё были тёмные глаза и волосы и угловатые черты лица. Это мисс Беа в юности?
Тут в комнату вошла сама хозяйка дома, катя за собой большой металлический чемодан. Тяжело дыша, она подняла его на кофейный столик.
У меня похолодело в желудке. Мы с Майком резко присели, но потом, держась кончиками пальцев за подоконник, осторожно выглянули. Я чувствовала, как в бедро вонзился шип, но было не до этого.
К мисс Беа присоединилась миссис Смит. Они сидели на диване и о чём-то говорили, но окно было закрыто, и мы не могли разобрать ни слова. Только я подумала, что это станет очередным тупиком, как Беа открыла чемодан. Я прищурилась, но увидела лишь разные тюбики и флакончики, совсем как в её салоне.
– Ну здорово, попали на сеанс в салон красоты, – пробурчал Майк.
– Тс-с!
Женщины взяли по ватному диску, обмакнули их в какую-то жидкость из флакончика и принялись слой за слоем стирать с лица макияж. Штука, похоже, была концентрированная, потому что миссис Смит постоянно морщила нос, как от дурного запаха. Как бы мне хотелось услышать, о чём они говорят…
– Ох, ничего себе!..
– Что? – прошептала я.
Привстав на цыпочках, я вгляделась… и едва успела зажать рот ладонью, сдерживая крик.
Что бы это ни было за средство, оно сработало: их лица очистились от толстого слоя косметики, и дамы перешли к протиранию рук. Нашему взору предстали тысячи крошечных шрамов в виде стежков, покрывающих каждый дюйм их кожи. Напоминающая пластик неестественная гладкость исчезла, и они стали похожи на старых, рваных и снова зашитых тряпичных кукол.
От шока у меня чуть не отнялись руки. Женщины продолжали разговаривать, смеяться и улыбаться, как во время самых обычных посиделок за чаем. Очистив последний шрам, мисс Беа достала из чемодана тюбик с какой-то похожей на замазку или затирку густой субстанцией – в общем, с чем-то таким, что обычно покупают в хозтоварах, а не в косметическом салоне. Взяв по инструменту, напоминающему шпатель, они стали слоями накладывать содержимое тюбика на лицо друг другу. Я вспомнила, как миссис Андерсон учила нас лепить из глины на уроке искусств: с помощью специальных металлических инструментов мы придавали глине форму: здесь немножко убирали, там чуть-чуть добавляли… Задание было вылепить автопортрет, но моё итоговое творение больше походило на чудовище, чем на отражение в зеркале.
– Ты это видишь? – прошептал Майк.
Я смогла лишь моргнуть, не в силах подобрать слова.
Покончив с выравниванием «замазки», женщины чем-то щедро её сбрызнули, и их кожа снова стала блестящей и гладкой, без единого шрама. Откинувшись на спинку дивана, они улыбнулись друг другу, явно довольные делом своих рук. Мисс Беа оправила складки платья, собираясь подняться.
Майк дёрнул меня за руку:
– Пора валить.
Мы со всех ног бросились через дорогу к моему дому.
Я открыла дверь, и Майк первым влетел в прихожую, едва не сбив с ног мою маму.
– Майкл!
– Простите, миссис Паркер, – пропыхтел Майк, упёршись ладонями в колени. – Мы… э-эм… бежали наперегонки.
Мама приподняла бровь:
– В такую жару? Быстро на кухню за водой, пока вы оба мне тут сознание не потеряли. И почему вы все в царапинах?
– Срезали путь, – объяснил Майк. – Через кусты.
Мама вздохнула:
– На кухню. Сейчас же. За пластырями и водой. И бабушка Джейн испекла печенье.
Мы пошли за мамой на кухню, где она быстренько промыла наши царапины, налила нам воды и поставила на стол тарелку с бабушкиным печеньем с шоколадной крошкой и солью. Всё это прошло в молчании – мы с Майком пока не успели отойти от шока.
Воспользовавшись тем, что мама повернулась к нам спиной, чтобы налить себе кофе, Майк наклонился ко мне и зашептал:
– Что. Это. Было? – При этом у него изо рта посыпались крошки, но он даже не заметил. – Почему они… целиком… ну…
– В шрамах? Не знаю.
– Они все так выглядят? Маршалл, и Брауны, и Смиты?
– Что насчёт Смитов? – спросила мама, разворачиваясь.
Майк выпучил глаза:
– Э-эм… ничего.
Мой взгляд скользнул по маминой форме, и внезапно меня осенило:
– Мам, а доктор Смит в больнице бывает?
Она кивнула:
– Разумеется. Он же хирург. Ну, был хирургом, – поправилась она. – Ушёл на пенсию бог знает когда. Но всё равно регулярно заходит, консультирует других врачей. Но пациентов больше не принимает.
Майк встрепенулся:
– А вы знаете, когда он перестал практиковать?
Мама прислонилась к шкафчику и сделала глоток из чашки:
– Точно не скажу. Давно, по всей видимости. Ещё до того, как я начала там работать. – Она пожала плечами и направилась к задней двери. – Пойду на террасу, попью кофе на свежем воздухе. Если я вам понадоблюсь – кричите. Идём, Билли.
Мы с Майком дождались, когда они скроются за дверью, и шумно выдохнули.
– Ты должна мне месяц молочных коктейлей, – заявил Майк. – Я люблю шоколадный с арахисовым маслом и дополнительной порцией взбитых сливок.
– Ещё чего!
– Ты слышала свою маму, Паркер. Смит – хирург. Это он оперирует остальных старичков.
– Да, – согласилась я. – Пришивая им части трупов. Как доктор Франкенштейн.
– Нет, не как Франкенштейн. А как трансплантолог. Я погуглил. Конечности тоже пересаживают. Просто доктор Смит занимается этим нелегально.
– Не может быть всё так просто, – настаивала я. – Они живут здесь слишком долго. Больше сотни лет! Наверняка здесь замешана какая-то магия.
– Это притянуто за уши, Паркер.
– Потому что нельзя довольствоваться простыми объяснениями. Происходит что-то более серьёзное! Я чувствую это.
Майк уже открыл рот, чтобы возразить, но его остановил стук в дверь. Мы замерли. Стук повторился, затем ещё раз, громче и настойчивее, в такт биению моего сердца.
– Куинн, ты что, не слышишь? – вернулась
