За всю свою жизнь Ричард не видел столько беременных женщин, столько за последние несколько недель: сначала в магазине, где он покупал приданое для малыша Одри, теперь — в больнице, где они с Одри ожидали своей очереди на прием.
Сегодня Одри выглядела неплохо, хотя лицо ее было бледным от усталости. Ричард прекрасно понимал ее состояние — тяжело протекающая беременность и страх потерять ребенка лишали ее покоя. Кроме того, она мучилась, не решаясь рассказать своим родным о том нелегком положении, в которое попала. Не желая расстраивать Одри еще больше, Ричард не стал рассказывать ей о сегодняшнем визите Тедди и о его безобразном поведении.
Ему оставалось лишь уповать на то, что малыш не унаследует никаких папочкиных черт. Мысли Ричарда плавно переключились на ребенка, которого носила Одри, и он вдруг осознал, что с нетерпением ждет его появления на свет. К нетерпению примешивалась смутная тревога: как пройдут роды? будет ли малыш здоровым? как примет его этот мир? Вырастет ли он хорошим, достойным человеком? Словом, в эти минуту Ричард действительно испытывал спонтанно возникшие отцовские чувства и не мог ничего с этим поделать.
Не в силах справится с обуревающими его эмоциями, он взял Одри за руку и тихонько сжал ее — она тоже ответила легким пожатием, повернув к нему улыбающееся лицо. Так, взявшись за руки, они сидели и со стороны, наверное, казались счастливой молодой парой, ожидающей своего первенца.
Из груди Ричарда рвались слова любви, но он не мог, не имел права произносить эти слова. И он промолчал. Да, сейчас он нужен Одри, но придет время, родится малыш — и она продолжит жить своей привычной жизнью, в которой не будет места для Ричарда. Одри и ее ребенок заслуживают лучшего, чем Ричард Андервуд, человек, не умеющий любить и заботиться о ком-нибудь, кроме себя — так, во всяком случае, утверждала Николь.
Голос медсестры, приглашающей Одри на прием к врачу, ворвался в мысли Ричарда, и он неохотно выпустил ее руку.
— Ричард, я хотела сказать тебе, что ты — это лучшее, что случилось со мной за все это время, — с благодарностью глядя на него, произнесла Одри, когда они вышли из больницы и сели в машину.
Ричард улыбнулся ей в ответ и нежно поцеловал ее в лоб.
— Спасибо за эти слова, Одри.
Его теплое дыхание, когда он наклонился для поцелуя, заставило сердце Одри забиться сильнее. Запах одеколона Ричарда, такой знакомый, тщательно выбритые щеки и подбородок, теплые серые глаза — все это, как и его невинный поцелуй в лоб, волновало Одри и мучило ее. Одри совершила ошибку, попытавшись связать свою жизнь с Тедди — человеком, который нуждался в ее заботе и, нимало не смущаясь, пользовался ею. Даже те парни, с которыми она пыталась встречаться в школе и колледже, были все на одно лицо — копия Тедди. Всем им что-то нужно было от Одри, и она считала, что по-другому быть не может. Она искренне полагала, что такова ее судьба — отдавать, не беря ничего взамен. И вот впервые в ее жизни появился мужчина, которому ничего не нужно от нее, напротив, он отдает и отдает — нежность, заботу и искреннее участие. Он само Совершенство. И что же может дать ему Одри — ничем не примечательная служащая средней внешности и среднего достатка — взамен? Ничего — только свое сердце.
— Я не сделал ничего особенного. — Ричард шутливо коснулся кончика носа Одри.
— О, я знаю, что говорю! Знаешь, иногда мне кажется, что я не смогу… не справлюсь, — Одри озабоченно нахмурилась. — И если бы не твоя поддержка…
— Тсс… — Ричард прижал палец к губам Одри. — Ты справишься, и ты сама знаешь это. Ты сделаешь все, чтобы твой ребенок был счастлив.
Одри сжала его руку.
— Ты прав. Просто иногда я не уверена в своих силах и…
— Я знаю, милая, — мягко прервал ее Ричард. — Я все знаю.
«Милая». Он назвал меня «милая», подумала Одри.
— Все? — эхом переспросила она. На какой-то миг она подумала, что Ричард знает и о ее чувствах к нему.
Одри посмотрела в его глаза, и весь мир вокруг словно растворился в их серой дымке. Как выразить словами то, что она сейчас чувствовала? Как рассказать Ричарду о той сумятице, что он внес в ее жизнь?
Завороженная взглядом его глаз, Одри не выдержала. Ее секрет, ее тайна, которую так трудно было скрывать, выплеснулась наружу:
— В таком случае я должна признаться, что сотни раз мечтала о том, чтобы отцом моего малыша был ты, если бы с тобой встретились раньше. Потому что я люблю тебя, Ричард.
В глаза Ричарда мгновенно вернулась настороженность. Одри уже было знакомо это выражение — словно в стакан с водой бросили кубики льда. Глаза Ричарда становились такими, например, всякий раз, когда при нем упоминали имя его бывшей жены.
Ричард не отпрянул, не отвел взгляда, но Одри с почти физической болью ощутила, как он отстранился от нее после этих слов — улитка, заползшая обратно в свою раковину. Его реакция ошеломила Одри. Неужели он не подозревал, что она полюбила его?
Одри едва поборола в себе желание зажать обеими руками рот, словно нерадивая школьница, сболтнувшая глупость во время ответа у доски. Что же я наделала! — мысленно простонала она, коря себя за глупость. Ничего особенного — всего лишь разрушила ту прекрасную дружбу, что была между нами. Всего лишь тремя словами — «я люблю тебя».
— Одри… — Ричард запнулся, не зная, что сказать.
Одри в ужасе прикрыла глаза. Своей несдержанностью она поставила Ричарда в неловкое положение! Теперь он будет мучиться, боясь задеть ее своим ответом. Да и нужен ли ответ? Все понятно без слов — Ричард ее не любит.
Ричард откашлялся и, избегая смотреть Одри в глаза, пробормотал:
— Я думаю, это гормональное. Я имею в виду твою сентиментальность.
Да, Ричард меня не любит, повторила про себя Одри. Да и почему я вдруг решила, что такое возможно? Потому, что он последние три недели готовил для меня, укладывал меня спать, заставлял пить молоко, покупал приданое для малыша? Боже, как я была глупа и самонадеянна! Он делал все это потому, что он — Ричард Андервуд. Человек, который всегда делает то, что положено. О попавших в беду женщинах положено заботиться — вот он и заботился. Ничего больше. Ничего личного.
Всю обратную дорогу до дома Одри они молчали. Ричард казался целиком погруженным в свои мысли, Одри ругала себя и свой глупый язык, произнесший слова, которых Ричард вовсе не хотел слышать.
Остановив машину, Ричард повернулся к Одри. Его левая рука продолжала лежать на руле, из-под манжета выглядывал «роллекс». Даже когда мне исполнится сто лет и я выживу из ума, с грустью подумала Одри, часы «роллекс» всегда будут напоминать мне о Ричарде.
— С тобой все в порядке, Одри?
Что ж — Одри начинала сердиться — во всяком случае не я предлагаю продолжить наш недавний разговор.
И она сказала то, чего никогда не сказала бы прежняя Одри:
— Тебя интересует, все ли со мной в порядке? Хорошо, я отвечу. Я поднесла тебе свое сердце на блюдечке, а ты вернул мне его обратно. Так что мой ответ — нет, со мной не все в порядке. Со мной все не в порядке, если быть точной. Но тебе не стоит беспокоиться: со мной все будет в порядке. Обязательно будет.
