не одиночки. Они не те, чья жизнь — это борьба. Но… почему бы в очередной раз не убедиться в ущербности homo sapiens-ов, попутно немного подсобив своим далеко идущим планам?
Я вижу глазами своих послушных, безмолвных кукол. Люди перестали вырываться из холодных, плохо сгибающихся тронутых трупным окоченением пальцев, едва увидели… мой шедевр насилия, его квинтэссенцию, доступную мне на этом этапе развития.
От людей пахло… смердело ужасом, диким, паническим, звериным ужасом и слабостью жертвенных агнцев, у которых уже даже в мыслях не было попыток выгрызать себе право на жизнь.
Пора отправиться на встречу звездам.
И я восстаю из могилы.
Жуткая, зловещая фигура. И мой лик пугает куда сильнее картин массовой мясорубки.
Мне всегда импонировало Средневековье. Не его романтизация с замками, принцессами и доблестными рыцарями. Нет, мне нравилась его грязь. Жестокость. Алчность и лицемерие. Так почему бы не возродить его в этом городишке, ниспослав на его обитателей мелких феодалов, что огнем и мечом возложили ярмо на тех, кто не смог дать им отпор?
Они мелко дрожат. Плачут, жалобно всхлипывают, покуда я приближаюсь к их неполноценным организмам.
Я возлагаю длань на чело самого первого, зарывая пальцы в густые едко-красные волосы с отросшими корнями. Когти скребут по его черепной коробке, тонкие струйки крови стекают по шее, вместе с его болью и усилившимся страхом.
— Я нарекаю тебя своим вассалом, смертный, — от моего голоса он обоссался, чуть не утонув в коматозном обмороке.
Отпечаток моей ладони серной кислотой въедается в его плоть и лицевые кости черепа, уродливым ожогом, устрашающей татуировкой, вместе с парой базовых установок. Он не сможет причинить мне вред, как явно, косвенно, так и своим бездействием или неучастием. Я не трогал его разум, память, мысли и эмоции, я не настолько искушен в этом. Но… я неплохо знаю людей. Что будет делать вот такой пацанчик, когда в его голове внезапно возникнет возможность создания банальной Иглы Смерти? Всего лишь заклинание Иглы, самое начало некромантии без возможности дальнейшего развития, не больше и не меньше.
Кажется в ближайшее время тут будет очень весело.
А пока…
После еще двух бессознательных тел, я взял послушно протянутый мне смартфон. Была у меня одна занимательная идея, как стать немного более известным в узких кругах широких масс. И мое полунаркотическое состояние с жестким психоделически-радостным приходом от множества практически собственноручно умерщвленных людей, поможет мне с этим.
С детства не любил много разговаривать, но теперь точно получится неплохая речевка.
Где-то в окрестностях Эвереста
8848 метров над уровнем моря. Эверест.
Как много в этом слове, не правда ли?
Сколько альпинистов умерло в попытках покорить самую высокую точку планеты Земля?
Если верить "Википедии", то точно больше нескольких сотен. Гора, украшенная окоченевшими, заметенными снегом трупами. Как же это… романтично.
Альпинистами, не позерами, понторезами и прочими, а настоящими, идейными не становятся. Ими рождаются.
Эта кипящая в крови жажда к новым вершинам. Желание сделать то, чего большей части человечества и не снилось.
И этот голод.
Голод еще большей взятой отметки.
Ты взбираешься на пятьсот метров.
Эйфория собственных возможностей и вместе с ней приходит мысль, почему бы не взобраться выше? Выше. Еще выше!
Это постепенная лесенка к небесам, первая ступень в которой — момент появления на свет, а последняя — это твое обмерзшее, но довольное лицо на верхушке Эвереста. Первенство взято. Теперь можно спокойно умереть, ибо главная цель жизни достигнута.
Хуже всего становится, когда в ограниченном пространстве пересекается больше одного такого человека.
Адская смесь.
И самое веселое, когда они образовали крепко спаянную команду, живущую, дышащую и мыслящую лишь о занесенных шапками снега вершинах непокорных гор.
Их было пятеро.
Все горячие и можно даже сказать помешанные парни. Увлеченные, с горящими азартом глазами.
Плевать из какой страны они пришли.
Плевать какой расы.
Плевать какого телосложения.
Плевать какой ориентации.
Плевать какого вероисповедания.
Пред массивом Гималаев крошечные, ничтожно незначительные фигурки прямоходящих обезьян ровным счетом ничем не отличаются от пустоты. Они почему-то думают, что горы хоть как-то волнует, что на них взобралось это краткоживущее насекомое. Фатальная ошибка.
Холод.
Лютый, неистовый, ярящийся холод, завывающий неукротимым ветром над головами. Он забирается под одежду, лоснящимися змеями мороза вползает в перчатки и сапоги, наждаком обдирает сведенные к минимуму открытые участки кожи.
Снег.
Слишком много снега. Он мешает идти. Мешает дышать, сковывая со всех сторон равнодушной белизной.
Кажется, это была плохая идея.
— Возвращаемся? — так и не было до конца понятно, кто это проорал, пытаясь перекрыть ветер.
Было всего несколько вариантов дальнейших событий.
Они сдаются. С позором или же по техническому поражению спускаются туда, где чуть меньше шансов умереть. Возможно даже немного погодя они попробуют отыграться.
Либо они идут дальше. И там уже не важно что будет — слава или смерть.
Но…
Произошло то, чего никто попросту не мог ожидать.
Пред ними из снежного месива бурана предстал… ангел.
Глава 18. Оскал могил
Тупые малолетние дебилы. Когда вы, блять, уже запомните? Есть только один АУФ и это, мать его, "Dreh auf!"*
— Нар Отец Монстров. Избранные изречения
Примечание — * "Dreh auf!" — "We Butter the Bread with Butter"
Мы засели в заброшенном массиве частных домов.
Хер знает, что привело к тому, что прошлые обитатели этих мест либо скопытились, либо свалили в прекрасное далеко, а землю не разобрали на лоскуты особо шустро-ушлые личности.
Да, с теми тремя домами мы покончили ближе к вечеру.
Плюс четыре упыря и разрастающаяся сеть законсервированных зомби. Возможности клепать, что-то способное в автономном режиме поддерживать видимость привычной жизнедеятельности, с имитацией дыхания, разговорной речи и прочими прелестями, отличающими моих мертвецов от среднестатистических смертных, у меня не было. И вообще, нужно сказать Драксу спасибо, что он изначально подкинул мне рецепт Безвольного Зомби, а не например Голодного Мертвеца или еще какую ересь. Да, представьте себе, существует неисчислимое множество видов и подвидов одного и того же образца нежити. Те же зомби… Голодный Мертвец — это по сути довольно слабо контролируемый моей волей упырь, пусть и заточенный в облике только начинающего разлагаться человека. Он куда самостоятельнее Безвольных, которые делают что бы то ни было, лишь после моего прямого мыслеприказания и желательно самому хотя бы частично инспектировать их рабочий процесс. Быстрее, сильнее и соображают вполне неплохо, пусть и в своей плоскости "Сделать все что угодно, но достать еды. Желательно человечины."
Я зародил семя Голодных в трупах,
