class="p1">– Я – да, – сказал он. – И хватит об этом. Давайте лучше сходим на рынок. Я все-таки хочу найти этот портрет!.. Он мне очень нужен.
Немного спустя они уже стояли в шумной толпе и, вращая головами, пытались высмотреть торговку, так не вовремя улизнувшую от них несколько дней назад.
Люди у стены, расталкивая друг друга, читали шуршащие объявления о поисках близких. Молодая женщина плакала, показывая фотографию мужчины в костюме, но никто не реагировал на ее слезы.
– Игорь, – позвала Лена, – глядите!..
Она указала на голову грифона, на то самое место, куда в прошлый раз Волгин приклеил свое объявление. Теперь вместо объявления на ветру слабо трепыхались жалкие обрывки.
Волгин нахмурился:
– Ну и что это значит? Кому оно могло помешать?
Лена пожала плечами.
– А вы говорили, тут не все плохие! – сказал Волгин. – А я говорю: все!
Он в сердцах выдернул из-под камня листок и принялся писать объявление заново.
Пока Волгин выводил на бумаге печатные буквы – такие буквы легче читаются и привлекают больше внимания, – Лена продолжала озираться по сторонам.
Торговцы, нахваливая товар, толкали перед собой тележки, выглядевшие как импровизированные движущиеся прилавки. Худая дама торговалась за старинную кухонную утварь. Пухлый мужчина в нелепом котелке продавал пирожки, которые прятал в платке за пазухой, чтобы они оставались теплыми.
– Триста марок! – вдруг различила девушка в многоголосом гуле.
Лена привстала на цыпочки и попыталась разглядеть, кто кричит.
– Триста марок!.. – зазывный крик доносился с другой стороны площади.
Это была прежняя торговка, и одета она была так же, как в прошлый раз. Вот только на сей раз она трясла перед прохожими не картиной, а длиннополым мужским пальто.
Торговка выбрасывала пальто на вытянутых руках, как щит, и в голосе ее звенели напор и неуместная для такой ситуации гордость:
– Триста марок!
Лена осторожно подошла к Волгину сзади и коснулась его плеча. Капитан недоуменно обернулся.
– Игорь, только не пугайте ее, – предупредила Лена. – Вон она.
Но на Волгина предупреждение не подействовало. Он выхватил взглядом знакомую кургузую фигуру, отбросил недописанное объявление и метнулся к торговке сквозь бурлящую толпу.
Он ухватил женщину за плечи; та вскрикнула от неожиданности, однако на Волгина ее реакция не возымела никакого действия. Он крепко держал ее обеими руками, будто боялся потерять еще раз.
– Триста марок! – в ужасе выпалила торговка, глядя расширенными глазами на Волгина. Казалось, ее сейчас хватит удар.
– Где картина? – рявкнул Волгин. Люди вокруг стали оборачиваться на шум. Сам того не осознавая, Волгин заговорил по-русски: – Где она, я спрашиваю?
– Я не понимаю, – пролепетала торговка.
Волгин понял свою ошибку.
– Где картина? – повторил он на немецком.
– Я не понимаю…
– Портрет! Мой портрет…
Торговка замешкалась, размышляя, стоит ли отвечать; но, глядя в лицо Волгина, рассудила, что правильнее будет сказать правду.
– Дома, – в конце концов выдавила она. – На чердаке.
– Где вы живете?
– Я ничего плохого не сделала, я купила его. Он мой.
В голосе женщины зазвучала жалобная непреклонность. В конце концов, почему она должна отчитываться перед этим советским офицером? Здесь, в Германии, существуют свои законы, и она их не нарушала.
– Я покупаю этот портрет! – заявил Волгин. – Хотите, могу купить и пальто.
Глаза торговки вспыхнули радостным возбуждением:
– Триста марок! – Надо понимать, весь товар у нее шел по одной цене. – У меня еще есть мужская шляпа, – добавила она. – Очень красивая шляпа!
– Хорошо. Я готов взять и шляпу, – взмахнул рукой Волгин. – И что-нибудь еще, что хотите. Только продайте портрет!
20. Заговорщики
Сквозь полуразрушенную стену Хельмут вошел в ночной храм.
Здесь было тихо. Лунный свет лился из дыры в куполе, освещая колонны и груды битого камня на полу.
Хельмут остановился посередине пустого пространства и вперил взгляд в едва различимую на алтарной стене фреску. Лицо его вдруг приняло отрешенное, почти возвышенное выражение.
Фреска чуть светилась в темноте. Была видна воздетая кверху длань святого и тускло отливал золотом полумесяц нимба.
Хельмут глядел в глаза иконописного лика, чуть наклонив голову набок, и будто вслушивался в то, что творится внутри него самого. Глаза с фрески взирали на него спокойно, мудро и печально. Хельмут невольно поежился: он чувствовал, что странная энергия проходит сквозь него и волнует душу. Он побыстрее направился к лазу, ведущему вниз.
В подземелье на этот раз царила тьма – хоть глаз выколи. Спускаясь по полуразрушенным ступеням, Хельмут поскользнулся и подвернул ногу.
Он выругался себе под нос и нащупал в кармане пальто спичечный коробок.
Спички отсырели и не хотели загораться. Они шипели и тут же гасли.
– Черт, черт!.. – бормотал Хельмут.
В это же мгновение раздался щелчок зажигалки, и пламя озарило пространство за колонной.
Прихрамывая, Хельмут двинулся на зыбкий свет.
– Любите вы эффектные появления, – недовольно сказал он, прикуривая от зажигалки.
– Такова моя слабость, – отвечала Тень. – Но и у тебя есть слабости. Ощущение, что ты сильно сбавил темп и позабыл, зачем мы здесь…
Хельмут глубоко затянулся. Он не любил, когда его отчитывают.
– Все идет по плану, – произнес он, выпуская струю сигаретного дыма. – Все движется. Пока не получается добраться до подсудимых, но, кажется, наклевываются варианты…
– Ты стал медлителен и промахиваешься, – возразила Тень. – Как ты мог позволить русским уничтожить архив в горах?..
– Это не они уничтожили архив, а наши люди. Они сделали так, что русские ничего не получили. Так что все сложилось по плану. Не по тому плану, на который мы рассчитывали, однако в конце концов главное – результат.
– Наши люди погибли, – возразила Тень. – Это плохо, очень плохо. Надо ценить людей. Они – все, что у нас есть.
– Они погибли как герои, – сказал Хельмут.
– Герои мне нужны живыми. У меня для них много дел. Я все думаю, откуда русские могли узнать про склад?..
– Может, случайно?..
Тень рассмеялась сухим, перхающим смешком:
– Ты действительно допускаешь такую возможность?
Хельмут тяжело вздохнул. Конечно, совпадения исключены.
– Они знали, – признал он. – Кто-то им сообщил.
– Именно. И ты должен хорошенько прощупать своих людей. Я тоже, со своей стороны, попытаюсь разведать, что к чему.
Тень задумчиво повертела холеными пальцами зажигалку, бросившую на лицо Хельмута тусклый блик.
– Интересно, если бы Гиммлер не попался в руки американцам и не покончил с собой, смог бы он возглавить наше движение?.. – задумчиво произнесла Тень.
– Он слишком себя дискредитировал.
– Эти подсудимые из нюрнбергской тюрьмы тоже себя дискредитировали. Все в этой стране себя дискредитировали. – Тень скривила губы в ехидной усмешке. – Но все-таки мы должны вытащить их оттуда. Это дело чести.
– Нужно время.
– Понимаю. Но мы не должны
