публикация: «Россия. Договоры. Русско-монгольские соглашения и торговый протокол. Урга. 1912». В 1926 г. в Германии дипломат издал научный труд по истории Монголии с XIII в. до середины 20-х гг. XX в. под названием «От Чингис-хана до Советской Республики. Краткая история Монголии с учётом новейшего времени»[360]. В рецензии на эту книгу, напечатанную в газете «Возрождение» 21 апреля 1927 г., видный российский правовед и дипломат Б.Э. Нольде писал: «Создание Монголии – одно из крупных дипломатических достижений императорской России. Прочность его доказана событиями. В курьёзном обличье советизированной Монгольской «Народной республики» до сих пор остаётся неприкосновенным то построение, которое именем «Белого царя» создал И.Я. Коростовец во время своей исторической миссии в Монголии в 1912–1913 гг.». Эта монография дипломата и учёного-востоковеда о Монголии была переведена на русский язык с использованием авторской рукописи, сохранившейся в его личном фонде в АВПРИ, дополнена и издана усилиями монгольских и российских историков в Улан-Баторе в 2004 г.[361] Кстати, новое издание было проиллюстрировано в т. ч. фотоснимками, сделанными самим Коростовцом и ныне хранящимися в Национальном архиве Монголии. В 1930 г. берлинско-лейпцигское издание переводится и издаётся на японском языке[362]. Нужно также отметить, что в начале 1913 г., до своего отъезда из Урги, Коростовец организовал издание первой монгольской газеты, названной избранным им редактором бурятом Джамсарановым «Новое зеркало» («Сине-Толи»), «ибо она должна изображать новую жизнь»[363].
Однако после, можно сказать, триумфального возвращения из Урги, 1 августа 1913 г. Коростовец, «согласно прошению», был уволен от занимаемой должности с оставлением его в ведомстве иностранных дел (считается, что это связано с «романтической историей с похищением» А. Пири, ставшей его второй женой).
30 октября того же года Иван Яковлевич назначается на пост чрезвычайного посланника и полномочного министра при Персидском дворе. Прибыв в Тегеран 14 января 1914 г., он, как пишет В.Л. Генис, не сработался со своим британским коллегой, сетовавшим на то, что Коростовец, будучи «слишком русским», не считается с английскими правами и нарушает суверенитет Персии. Отвечая на упреки министра иностранных дел С.Д. Сазонова, дипломат отмечал, что миссия «менее покорно следует английским указаниям», что не нравится его коллеге. Коростовец считал необходимым восстановить русское влияние в Северной Персии, сильно скомпрометированное. Он писал руководству в Петербург: «Чтобы от меня избавиться, борются всяким оружием, верьте, борются не столько со мной, сколько с новой твёрдой политикой, желая заставить нас вернуться к прежней пассивности и непротивлению злу. Если Вы меня бросите или отзовёте, то боюсь, что немногое достигнутое пропадёт»[364]. 7 апреля 1914 г. он покинул Тегеран, отозванный одновременно с британским посланником. Впоследствии (не ранее 1927 г.) русский дипломат описал своё пребывание в этой стране. В АВПРИ сохранились 2 варианта неизданной рукописи «Персидские арабески 1914–1915 гг.».
22 марта 1915 г. Иван Яковлевич «произведён за отличие» в тайные советники, а 24 июля ему «всемилостивейше повелено» быть членом Совета МИДа. 22 января 1916 г. «Его Императорскому Величеству благоугодно было… всемилостивейше соизволить на назначение его председателем правления Учётно-ссудного банка Персии с сохранением за ним должности члена Совета Министерства иностранных дел». Такова была последняя запись в формулярном списке Коростовца за 1916 г. Выше говорилось, что за годы службы он награждался многочисленными российскими и иностранными орденами и медалями.
Как же складывалась его карьера и человеческая судьба далее? Тревожный 1917 г. Иван Яковлевич встретил в Петрограде. По воспоминаниям мемуариста, дипломата-эмигранта Т.Н. Михайловского, его реакция на события Февраля 1917 г. была отрицательной. Коростовец, в ответ на слова посла США в России Д.-Р. Фрэнсиса, поддержавшего Февральский переворот, о «выдержке и политической зрелости русского народа», его «мягкости и благодушии», «отсутствии злопамятности» и т. д., заявил, что даже его собственные внуки не увидят конца только что начавшейся революции. «Слова Коростовца, – пишет мемуарист, – врезались в память всем нам, кто его тогда слышал»[365]. Но голос Коростовца оказался гласом вопиющего в пустыне. Михайловский отмечал, что ни от высших чинов Министерства, ни от младшего состава он в это время не слышал ни одного пессимистического отзыва о положении в стране[366].
Тем не менее, нельзя сказать, что Коростовец после революции совершенно удалился от дел, занимаясь только критикой и мрачными предсказаниями. Михайловский даже считал, что в это время он вновь «выплыл» на поверхность политической жизни, признавал, что Коростовец играл «заметную роль в нашей дипломатии…»[367]. Продолжая оставаться членом Совета МИД, он принимал активное участие в выработке и принятии внешнеполитических решений. Так, еще 12 октября 1916 г. он направил министру иностранных дел Б.В. Штюрмеру «Записку о ситуации на Дальнем Востоке и необходимости русско-американского сближения», а 26 января 1917 г. – последнему царскому министру Н.Н. Покровскому «Записку о значении американо-российского партнёрства»[368], в которой предупреждал о решающей роли правительства США (тогда ещё САСШ) в «ликвидации» Первой мировой войны. «Отсюда было желательно» обеспечить поддержку Америки, когда «дело дойдёт и до России…». 21 апреля 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков сообщал поверенному в делах России в США К.М. Ону о направлении туда чрезвычайной дипломатической миссии во главе с профессором, товарищем министра торговли и промышленности Б.А. Бахметевым, назначенным на пост посла России в США. В состав миссии от Министерства иностранных дел должен был войти бывший посланник в Пекине, «ныне назначенный посланником в Мексике, И.Я. Коростовец»[369]. Однако отправление последнего ни в Северную Америку, ни в Мексику по каким-то причинам не состоялось. Михайловский пишет, что Коростовец был одним из кандидатов на пост посла в Вашингтон, он «желал этого назначения, заявляя, что он имеет на это право, как человек, хорошо знающий Америку и, как незаслуженно пострадавший при царском режиме, уволившем его с поста посланника в Пекине»[370], но предпочтение было отдано Бахметеву.
Дипломат продолжал трудиться и дальше при Временном правительстве. При министре Милюкове в МИД образуется Комиссия по пересмотру прохождения службы. Коростовец стал её председателем. Как пишет Михайловский, эта Комиссия не успела закончить своих трудов до большевистского переворота, все её предложения остались лежать мёртвым грузом в архиве МИД[371]. Но в начальный период своей деятельности она пользовалась большим вниманием служащих, кроме того, некоторые выработанные ею положения о прохождении службы были введены в практику фактическими действиями и распоряжениями начальников отделов и директоров департаментов[372]. В целом же, единственным итогом работы Комиссии стала выработка нового вопросника для составления служебного формуляра, где вместо традиционных упоминаний сословия поступающего на службу, его родового и благоприобретённого имущества, орденов, чинов и т. д. были введены новые графы об образовательном цензе, учёных званиях, научных трудах, командировках за границу и пр.[373] Михайловский пишет,
