class="p1">– А ты не говори ему, – снова улыбнулся Ганчиу. – Зачем ему знать?
– Зачем, зачем, – проворчал директор крематория, покусывая губу и о чем-то напряженно размышляя. – Ладно, только сначала я схожу… в туалет, а потом уж ты иди звонить. Только договоримся, чтобы ни-ни. Мы с тобой были тут и не отлучались, хорошо?
– Конечно! Ты что, Иосиф, зачем мне подводить тебя? Я скажу, как надо, если спросят.
Замфиру быстрым шагом двинулся к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Никого из офицеров Секуритате в коридоре не было. Кто-то был у машин, другие охраняли оба входа снаружи. Директор на цыпочках прошел по коридору, открыл свой кабинет и вошел, заперев дверь за собой на ключ. Потом торопливо, то и дело прислушиваясь, набрал номер телефона.
– Але, вы слушаете? Передайте боссу, что звонил из крематория его друг. Да, из крематория! Скажите, что я нашел. Нашел то, что он искал. Да, я нашел! Все.
Повесив трубку, Замфиру достал из кармана платок и вытер потное лицо.
Неприметный грузовик, громыхая составленными в кузове железными баками с плотно набитыми крышками, выехал на улицу в 8 утра. Двое молодых людей, совсем не похожих на грузчиков, одетых в костюмы и приличные мужские зимние куртки, сидели в тесной кабине рядом с водителем. На улицах после вчерашних волнений было еще пустынно, всюду мусор, обрывки бумаг, обломки фанерных плакатов. Армейские и милицейские патрули на машинах встречались часто, но машину никто не останавливал. Никому не интересны мусорные баки. Волнения в народе начинаются и прекращаются, а мусор нужно убирать всегда. И хорошо, что коммунальные службы этим занимаются и не ссылаются на временные трудности.
Машина выехала из столицы и двинулась на юг в жудец[6] Илфов. Здесь, неподалеку от городка Попешти-Леордени, в поле, машина остановилась. Парни сбросили баки с кузова и стали высыпать пепел, который ветром разносило по сухой траве, кустарникам и низинкам. Баки снова вернули в кузов, потом, не доезжая Бухареста, выбросили на свалку. Двое молодых людей забрались в кабину, но когда машина выехала за территорию свалки, они велели водителю остановиться.
Они стояли на обочине дороги и курили глубокими затяжками. Когда сигареты догорели до самого фильтра, не сговариваясь, полезли снова в карманы за пачками. После второй сигареты, откашлявшись, один из молодых людей тихо сказал:
– Наверное, я об этом никогда и никому не расскажу. Мы с тобой только что развеяли по ветру сорок три человека. Ни могилы, ни холмика, ни памятника.
– Не расскажешь, – проворчал второй. – Дай бог, чтобы тебя об этом не стали расспрашивать. Никогда. Поехали, нам еще докладывать предстоит.
Сергеев и Ванич шли неторопливо, часто незаметно осматриваясь по сторонам. Лейтенант сильно нервничал, и это было понятно. Грим был хорош, узнать Бажена Ванича могла бы только родная мать, но ее в столице не было. Специалисты пообещали, что кожа восстановит свой естественный цвет уже через три-четыре дня. Сейчас у человека, который знал Ванича до этого маскарада, его внешность вызвала бы шок. Сергеев долго сдерживал улыбку, пока не привык к такому зрелищу.
Лицо лейтенанта было покрыто розовыми пятнами, как при розацеа, вместо темных волосы были русые. Даже цвет глаз ему изменили. Вместо жгучего карего взгляда Ванич взирал на мир серыми невзрачными чешскими полимерными контактными линзами НЕМА. Правда, при этом лейтенант близоруко щурился, когда ему надо было разглядеть предметы вдали, но с этим приходилось мириться.
А еще Половцев научил Ванича новой походке и приучил его к новой осанке, объяснив, что эти моменты как раз и бросаются в глаза в первую очередь, они делают человека знакомым и позволяют узнать даже в другой одежде и со спины.
Сурового прямого, как доска, мужчину с холодным взглядом и холеным лицом Сергеев узнал сразу. Этот был тот самый человек, что приходил в отделение милиции с женщиной, которая назвалась Мирелой Кодзяну. Местный покровитель американки шел навстречу им с Ваничем с двумя милиционерами. Впрочем, на лейтенанта он и не посмотрел толком, продолжая сверлить взглядом русского.
– Прошу предъявить ваши документы, – потребовал капитан милиции, прикоснувшись пальцами к форменной шапке.
Сергеев скорее догадался по ситуации и по тону офицера, что от них хотят. Он сделал удивленное лицо и посмотрел на Ванича.
– Что хотят эти люди? – спросил он по-русски.
– Они просят нас предъявить документы, – старательно придерживаясь своей роли, пояснил лейтенант.
Пожав плечами, Сергеев вытащил из кармана удостоверение личности, завизированное советским посольством и МИДом Румынии. Капитан взял в руки документ, с сомнением повертел его в руках, потом передал полковнику Дабиже. Ванич вытащил свое удостоверение, в котором он значился переводчиком Государственного Центра Международных коммуникаций, естественно, под другой фамилией. Сергеев выждал несколько секунд и протянул руку за своим документом.
– Переведи им, чтобы они вернули мне удостоверение, – попросил он Ванича. – А также скажи, что я уже лишился официального дипломатического паспорта из-за нерадивости милиционеров в Тимишоаре, где они не смогли справиться с кучкой демонстрантов. Теперь они у меня снова хотят забрать документ.
Ванич стал добросовестно и энергично переводить. Кажется, он уже входил в роль и волновался все меньше и меньше. Он видел, как милиционеры крутят в руках их документы, как будто они жгут им руки. Все понимали, что связываться с чужими дипломатами и нарушать закон об их неприкосновенности грозит большим международным скандалом, репримандами со стороны другого государства и другими малопривлекательными вещами, как то реакция прессы, в том числе и зарубежной.
– Этот человек, – кивнув на полковника, сказал Ванич, – спрашивает, что вы здесь делаете, товарищ Сергеев?
– Передайте этому товарищу, – ответил Сергеев, нахально глядя в глаза полковнику, – что это его не касается. Я не нарушил никаких правил передвижения по городу. И если он не позволит сейчас нам продолжить путь, я уведомлю свое руководство и в соответствующие органы будет направлена претензия с указанием фамилий и званий должностных лиц полиции и Секуритате, которые пытались задержать советского дипломата.
На лице Дабижи не проявилось ни одной приличной эмоции, а вот капитан милиции и его сержант занервничали еще сильнее. Решив, раз им не предъявили никаких официальных запросов и согласованных с руководством МВД распоряжений, то они вполне могут вернуть этим людям документы и вежливо откланяться. Полковник все же проявил эмоции: поджал губы и недобро взглянул на милиционеров, которые пошли дальше по улице.
Сергеев положил удостоверение в карман и, не посмотрев на полковника, зашагал вперед. Ему очень хотелось посмотреть, куда пойдет Дабижа, но для этого пришлось бы обернуться, а этого делать не стоило. Инцидент исчерпан, все
