то поскользнусь ещё!
На следующий день после окончания занятий Серёжка сидел в деревянной беседке и думал о том, что надо отсюда сматываться.
— Во! Смотри, Витёк! Сопельшмайсер знает где найти укромный уголок! — Колька быстро свернул самокрутку и закурил. Затянулся ещё раз, смачно плюнул на землю, растёр плевок ногой. — Сопельшмайсер, хочешь затянуться?
Серёга отрицательно мотнул головой.
— Как хочешь. На, Вить. Слушай, Сопельшмайсер, и откуда ты такой взялся?
— Откуда взялся, там меня уже нет! А вот если ты меня ещё раз назовёшь Сопельшмайсером, то я тебе язык бантиком завяжу, а руки и ноги — пообломаю!
— Чё? — от такой наглости Колька чуть не упал с лавочки, а Витька открыл рот от удивления и выронил «бычок» на пол.
— Сопельшмайсер, я же тебя один разок приложу, так ты рассыпешься!
— Рискни, но руки и ноги я тебе пообломаю… — Подытожил Сергей.
— Ну, держи… — Колька вразвалочку подошёл, взял левой рукой, двумя пальчиками за Серегин мундир, а правой замахнулся для удара. Серёжка подсел под удар, нырнув под правую Колькину руку и сам «вмазал» Багрову в челюсть. Несколько секунд понадобилось Кольке, чтоб прийти в себя и понять, что произошло. Продолжение драки было молниеносно: Колька и Витька бросились на Серёжку одновременно. Витька, получив ногой прямой удар пяткой в грудь, отлетел в угол беседки, а Колька размахнулся и со всей дури вмазал в стойку беседки (его противник просто немного отклонился в сторону, и, не теряя времени, треснул Багрова лбом в нос). Драку прервал грозный окрик «Прекратить!».
На утреннем разводе начальник училища генерал — майор Визжилин. приказал выйти из строя «героям» вчерашнего дня.
— Товарищи суворовцы! Хорошенько посмотрите вот на эту троицу! В то время, когда наши отцы и старшие братья воюют за свободу нашей Родины с фашистами, некоторые предпочитают драться со своими товарищами! И это будущие офицеры Красной армии! И главное кто затевает? Суворовец Партизанов, Ваших документов ещё нет в училище, сами здесь третий день, а уже нарушаете дисциплину!
Училище, смирно! За избиение товарищей суворовцу Партизанову объявляется 5 нарядов вне очереди! Он лишается на 3 месяца погон!
Не слышу!
— Есть 5 нарядов и 3 месяца без погон.
С Серёжкиных плеч старшина снял погоны.
— За участие в драке суворовцу Багрову объявляется 5 нарядов вне очереди!
— Есть 5 нарядов!
— Училище, вольно! Разойдись!
Серёжка посмотрел на «разукрашенного» Кольку и хитро улыбнулся:
— Колька, а ведь не зря нам дали по 5 нарядов вне очереди — помирить хотят.
Багров сделал вид, что не расслышал его слов, но отношение к Серёжке у него изменилось.
Первый наряд ребята отбыли в столовой: забот хватало. Последний, пятый наряд, пришёлся на субботу — банный день. Весь день Колька и Серёжка рубили дрова, грели воду, снова рубили и снова грели. После ужина осталось только помыть помещение и вымыться самим.
— Серый, щас предбанничек домоем и сами попаримся — постираемся!
— Ага.
— Я, Серый, раньше любил париться. И банька наша была не то что здесь. Бывало залезешь на верхний полок, а тебя — веничком! Да… Хорошо было до войны… Мамка, папка, сестренки живы были… — Колька отвернулся от Сереги и молча продолжил мыть тряпкой пол в отделении для переодевания. Через 10 минут скомандовал: — Ну, что, кажись всё. Пошли сами мыться.
— Погнали наши городских!
Серёжка, стал раздеваться, снял рабочую гимнастерку, из нагрудного кармана на пол упали бумаги. Колька нагнулся помочь поднять листки, протянул товарищу:
— У тебя тоже похоронка в кармане. Я её уже ни с какой другой бумагой не спутаю. Ты меня прости, что я к тебе сперва доматывался. Я думал, что ты — маменькин сынок, есть тут такие, а ты парень ничего! — Багров потёр челюсть. — Что, тоже на батю?
— Не, Колька, не на отца.
— Что, на мамку?
— Нет. Хочешь, почитай, — ответил Серёжка продолжая раздеваться.
Колька развернул сложенный листок:
— Мама, мама дорогая! Это ж на тебя похоронка!
— Ага, на меня. Майор Смирнов ради хохмы в канцелярии свистнул и мне прислал. Поторопились.
— Так это тебя сюда. — Колька пальцем дотронулся до свежего рубца чуть ниже левой ключицы. Багров развернул другую бумагу: справку о ранении.
Колька подошёл к Серёжке, развернул его и посмотрел на спину:
— Да. На вылет. А я-то думаю, что это ты слезу пустил…
— До сих пор больно. С метра садил, гад. Но ничего, живой! — поморщился Сережка.
— Так постой… — Колька стал опытным взглядом считать боевые метки на теле у Сережки. Грудь — спина, это понятно. По ребрам черканула?
— Это тогда же: чуток зацепило.
— Нога?
— Это давно, в партизанах…
— Это тоже, в партизанах? — Колька кивнул на шрам над левым ухом.
— Тоже… это отдельная песня.
— А эта метка — ожог?
— Это — та же отдельная песня.
— Расскажешь?
— Если ты о себе расскажешь…
— По рукам! — согласился Багров. — А чего лычки не носишь? Ты же младшой, да и наград, небось, куры не клюют?
— Ну, есть немножко. Слушай, Колян, я долго тут голый стоять буду? Я не деревянный — мне холодно! Пошли греться!
Попарились, постирались, одели чистое.
— Серёжка, так чего ж ты комедию ломал, что документов нет? Вот же они?
— Чего, говоришь? Просто нечего мне здесь, в тылу, делать. Да и майор заждался. Пора. Летом к границе выйдем…
— Откуда знаешь? Или опять завираешь?
— Как хочешь, так и считай…
В казарме, Багров попросил одного из своих друзей, на некоторое время, поменяться койками с Серегой. После отбоя он рассказал Сереге, что все родные погибли. Он был сыном полка у артиллеристов — истребителей танков, как стал для них родным, но потом почти всех их потерял в бою. Как уцелел — сам не знает. Как сбегал уже два раза на фронт из детских домов — возвращали. После третьего раза отправили в суворовское. Чтоб до фронта добраться нужны документы, хоть какие-нибудь. Мальчишек патрули на станциях отлавливают легко и не напрягаясь: "бегунки" сами идут к воинским эшелонам.
На следующую ночь все повторилось с точностью наоборот, теперь рассказывал Сережка. Если, когда рассказывал Бодров, казарма спала, видимо, уже знали о подвигах Кольки, то когда начал тихонько рассказывать Серый, некоторые кровати стали скрипеть: ребята перекладывались так, чтоб было лучше слышно… И все же, тихий голос сделал свое дело, ребята заснули. Серега подождал немного, в открытое окно переправил вещмешок со своей старой формой и документами.
Подождал еще немного, около 4 утра, за несколько минут до смены дневального "на тумбочке", в майке и труселях сонной походкой "продефилировал" в туалет… Дождался смены "пажеского караула", вылез,
