произношу я. — Просто задела поднос, так что он упал на пол. Это большая разница. А та, в прогулочном дворе, упала специально.
— Кроме того, мы отметили, что ты стала много общаться с определенным лицом, — говорит начальница тюрьмы.
— Кого вы имеете в виду? — спрашиваю я, притворяясь дурочкой.
— Я хотела бы попросить тебе подумать, разумно ли это.
Беатрис Викторссон закатывает глаза по поводу моего молчания. Потом предупреждает. На основании моего примерного поведения до инцидента в подвале она готова дать мне еще один шанс.
— Но, — подчеркивает она. — Малейший признак того, что ты забыла об этом разговоре, заставит меня принять меры. Мы поняли друг друга?
— Разумеется, — отвечаю я. — Я все поняла.
Начиная со следующего дня я отказываюсь выходить на работу.
После завтрака остаюсь сидеть в столовой, не иду с остальными на фабрику, пусть делают со мной, что хотят. Один охранник угрожает отменить мне право на посещения, если я не буду сотрудничать, потом приходят другие, они окружают меня. Говорят, что в штрафном изоляторе мне, может быть, придут в голову более здравые мысли. Тут встает Адриана и заявляет, что я буду проводить время с ней, — к моему удивлению, охранники отступают. До того, как оставить нас в корпусе, охранник напоминает, что в течение дня все должны быть заняты, но ограничивается написанием рапорта. И больше никто не напоминает мне об обязанности трудиться, даже начальница тюрьмы.
Мне любопытно, какие рычаги давления на нее есть у Адрианы, но та только смеется, как всегда, в ответ на мои вопросы.
— Достаточно давать то, что им действительно нужно, — загадочно отвечает она.
Я понимаю, почему Беатрис Викторссон не хочет, чтобы я общалась с Адрианой.
В углу столовой стоит искусственная елка с потрепанными гирляндами, в динамиках Бинг Кросби мечтает о белом Рождестве. В воздухе повисла тоска — многие хотели бы провести этот вечер дома со своими семьями, а не встречать Рождество в Бископсберге.
Несколько охранников в белых бородах и красных колпачках обходят народ, произнося «хо-хо-хо», а один из них, решив пошутить, спрашивает, есть ли здесь послушные заключенные. Они угощают безалкогольным глинтвейном и имбирным печеньем, мысленно радуясь тому, сколько денег добавится в конверт с зарплатой после всех дней сверхурочной работы.
Кристоффер с подносом подходит ко мне, я смотрю ему в глаза под колпаком рождественского гнома. С тех пор, как я вернулась из лазарета, он избегал меня, и я тоже старалась ему не попадаться. Как и многие другие, он не скрывает чувств при виде моего изуродованного лица.
Я смотрю на Кристоффера, ничего не отвечая.
— Приятно видеть, что ты поправилась, — продолжает он. — Но что-то в тебе изменилось, только вот что? А, прическа! Красивая, почти как у меня.
Он стаскивает колпак и проводит рукой по бритому черепу, ухмыляясь коллеге, который решил не вмешиваться.
— А мое лицо тебе тоже нравится? — спрашиваю я. — В таком случае надеюсь, что ты посмотрел внимательно. Ведь это из-за тебя я так выгляжу.
— Что ты этим хочешь сказать, черт подери?
— Ты оставил меня с Анной в подвале без присмотра. Это грубое должностное нарушение, и ты прекрасно это знаешь. Строго говоря, мне следовало бы подать на тебя жалобу — но, может быть, еще не поздно?
Я поворачиваюсь и иду прочь, ожидая услышать за спиной топот его ботинок, но он решает со мной не связываться.
Убить время мне позволяют тренировки с Адрианой. Праздники проходят быстрее, и мне есть чем заняться, хотя днем я не хожу на работу. Теперь все в Бископсберге знают, что Королева и Монстр всегда вместе. Иногда нам разрешают заниматься в помещении рядом с тренажерным залом, где пол устлан тонкими резиновыми ковриками. Адриана по-прежнему не в состоянии тренироваться как раньше, но дает мне четкие инструкции. Иногда со скамьи, иногда — лежа на полу, а в те дни, когда чувствует себя бодрее, она какое-то время участвует в тренировке.
— Двадцать восемь, двадцать девять, — считает она. — Ты можешь, продолжай.
Я стискиваю зубы. Приседаю, низко опускаюсь, вытягивая руки вперед. Потом снова выпрямляю ноги и опускаю руки. Потом повторяю приседание. Снова и снова. Мышцы забиты молочной кислотой, в ногах и руках жжет. Меня все больше раздражает Адриана, которая так наседает на меня.
— Ненавижу эти приседания, — задыхаясь, произношу я.
— Прекрасно, — отвечает она. — Ты злишься. Используй это.
— Тяжело.
— Не веди себя как избалованный ребенок. Борись.
— Заткнись.
— И не забывай дышать.
Я делаю еще двадцать приседаний. Потом отжимания. Потом поднимания корпуса. Снова отжимания, потом приседания, а потом я валюсь на пол, ощущая во рту вкус крови.
— Когда снова приедет Микаэла? — спрашивает Адриана.
— Она сказала, что может после праздников, но нам дали время на начало февраля.
— Ты рада, что она приедет?
— Да, конечно.
— Скажи, если захочешь позвонить ей до того.
Я знаю, что у Адрианы есть мобильный телефон, но понятия не имею, где она его прячет. Поблагодарив за предложение, я отвечаю, что моя сестра очень заботится о том, чтобы все было по правилам. Если я позвоню ей из тюрьмы с неизвестного номера, она только разнервничается.
Адриана тычет в меня носком кроссовки и говорит, что я сегодня хорошо поработала. Поначалу я не могла сделать больше двух отжиманий.
— По вечерам Алекс всегда делал отжимания, — произношу я и закрываю глаза.
Однажды летала подтрунивать над ним, а он ответил, что мне вроде бы нравится его фигура. Потом притянул меня к себе, и мы долго целовались.
— Как вы познакомились? — спрашивает Адриана. — Кажется, все произошло очень быстро.
— Все началось вскоре после похорон мамы, — отвечаю я. — В начале июня. Мы провели вместе одно короткое упоительное лето, прежде чем меня арестовали.
Знай я тогда, каким недолгим будет счастье, наслаждалась бы им еще больше? Долгое время тоска по Алексу ощущалась во всем теле, как незатухающая боль. Обычно я мечтала о том, чтобы мы делали, если бы ничего не произошло, если бы я оставалась на свободе. Мы съехались бы, купили дом, занимались бы любовью по ночам и просыпались в обнимку. Как обычно и бывало.
После того, как мне нанесли травму, я провела слишком много времени, размышляя о том тяжелом и страшном, что со мной случилось. Что касается Алекса, то тут я предпочитаю вспоминать только хорошее и в виде исключения позволяю себе наслаждаться каждым хорошим воспоминанием о нем.
Я рассказываю Адриане, как мы с ним столкнулись в магазине. Я только что побывала в Васастане, забрав некоторые вещи из нашей с Симоном квартиры, и зашла