любви, не умер? Он жив… И плачет внутри, кричит, пытаясь получить свое. То, в чем так отчаянно всю жизнь нуждался…
– Левушка, уж не думаешь ты, что сможешь так легко от меня избавиться? – игриво протягивает Тина. – Надеюсь, ты хорошенько все обдумаешь, а утром решишь, что я лучшая партия для тебя. И твоей дочери я сумею стать лучшей матерью, чем эта… неуравновешенная дамочка. Кроме потакания капризам Дарины она ни на что не способна. А я смогу вырастить из девочки достойное твое продолжение.
– Спокойной ночи, Тина, – сухо добавляю я.
Минуты складываются в часы, ночь завладевает домом, а я не сплю, брожу по гостиной, подбрасываю в камин дрова и думаю о своем будущем… Завтра я поставлю точку в наших с Тиной отношениях. Она права в одном – это не будет легко. Ее рационализм и любовь к деньгам не позволят сдаться. Она будет молить о прощении и отказываться от своих слов. Взывать к моему благоразумию и обещать золотые горы. В частности, повторит свой "козырь" – про снисходительное отношение к мужским изменам. Накрываюсь пледом и смотрю на ускоряющие всполохи огня в камине. Он догорает, возвращая полуночную темноту. Закрываю глаза, гадая, как уговорить Тери пойти в опеку. Как заставить подыграть мне? Подумаю об этом завтра…
Глава 32
Лев.
Знала бы Тери, сколько мне приходится прилагать усилий, чтобы не разбить ее телефон. На меня с экрана смотрит Тина… Улыбается и демонстрирует подписчикам кольцо. Я не дарил его, но выглядеть одураченным в глазах Тери я не хочу. Но ее это, по всей видимости, мало заботит – в ее глазах вспыхивает неподдельное счастье, когда я говорю о дочери.
– Помоги мне, Тери… Я хочу стать для Дарины настоящим папой.
– Знаешь, Лев, несколько месяцев назад эта мысль вызывала во мне бурю негативных эмоций. Но теперь… Я тоже хочу, чтобы ты стал для Дарины самым лучшим папой на свете, – улыбается она. – И я вижу, как ты стараешься для нее. Она для тебя не обуза, а самое большое сокровище. Ребенок все чувствует – боль, любовь, раздражение, но равнодушие – больше всего… Ребенок остро чувствует, когда он не нужен. Ты можешь дарить подарки или фальшиво улыбаться, делать вид, что слушаешь, поддерживая беседу, но не любить…
«– Все это чувствовал я… Меня воспитывали, кормили, водили на секции, справлялись о моих оценках, заставляли заниматься спортом. Но я – как личность со своими интересами и пресловутым «я» не представлял ценности… Был как приложение к благополучному дому…».
Слова Этери, как заточенное лезвие поддевают мои детские переживания, открывая застарелую рану. Не позволю, чтобы моя Дарина чувствовала подобное… Я сгорю от стыда, если мой ребенок будет считать себя нелюбимым… И сейчас идея о браке с Тиной, как никогда кажется мне бредовой. Как я мог допустить мысль, что она станет матерью для Дарины?
– Да, я очень к ней привязался. Кажется, полюбил с первого взгляда мою малышку, – расплываюсь в улыбке. – Кстати, она наверху. Пойдешь к ней?
– Мне можно? Это все-таки твой кабинет. Ты не против, если я немного отвлекусь и займусь уборкой? Это для меня своеобразная медитация, – улыбается Тери, заправляя за ухо волнистую прядь. Никакая она не моль, как ее пренебрежительно назвала Тина… Красивая женщина… Красивая, потому что ее красота не только внешняя – из нее струится любовь к жизни, а я чувствую этот поток почти ощутимо…
– Да, – вздыхаю облегченно. – Признаться честно, второму этажу требуется уборка, я немного запустил дом.
– Ты? – усмехается Тери. – Я таких аккуратистов сроду не видела.
– Тери, может, ты хочешь чаю или кофе? Я сварю, а мы…
«Мы можем поболтать и получше узнать друг друга», – добавляю мысленно.
– Спасибо, Лев, я, похоже, перепила кофе – нас им угощали в строительной фирме, а потом мы с Ничкой… – Этери устало растирает шею.
– Тери, давай… Давай просто посидим за столом, обсудим завтрашний поход в опеку, я выпью чаю и…
– Ладно, уговорил, – потирая ладошки, произносит она. – Ты голодный? – Тери по-хозяйски заглядывает в холодильник. – Поставлю пока мясо вариться.
Господи, как же я скучал по ее словечкам. Бульон, мясо, шоколадные кексы – раньше мне казалось, что примитивнее готовки нет ничего на свете, а теперь… Я изменился. Правда. Стал каким-то приземленным в хорошем смысле этого слова.
– Расскажи о квартире. Кстати, я тебя поздравляю, – произношу, поглядывая на нее с улыбкой. Наливаю в чашку чай и набираю в хрустальную розетку варенье из банки. – Нужна помощь с ремонтом?
– Ты хочешь делать мне ремонт? – глаза Тери медленно округляются.
– Ты преувеличиваешь мои достоинства. Ремонт я делать не умею. Но я могу помочь найти порядочную бригаду.
– Спасибо, Лев. Я очень тебе благодарна. В общем, так… У меня будет целых две комнаты. Окна выходят на обе стороны и…
– На парк? Классно!
– Да. И кухня светлая и балкон есть…
Я пью чай, а Тери восхищенно рассказывает о квартире. Так хочет от меня побыстрее избавиться и съехать? Я улыбаюсь и киваю, понимая, что не заслуживаю такой женщины… Не имею права портить ей жизнь тараканами в своей голове. А как тепло она отзывается об Аверине! Не хочу думать о будущем… Отметаю мысли, что она выйдет замуж и съедет. Это все случится позже, а сейчас… Сейчас она варит суп в моей кухне…
– Ладно, Лев, – Тери вытирает руки кухонным полотенцем. – Пойду-ка я на второй этаж, посмотрю, что делает Дарина. Что-то она притихла.
– Кстати, да, – соглашаюсь, споласкивая чашку в раковине. – Идем вместе, помогу тебе достать пылесос.
Тери вспархивает по лестнице, заслышав шум в моей спальне. Хмурится и уверенно идет на шорохи.
– Доченька, Дарина, ты что там делаешь? Здесь папины вещи и…
Тери замолкает и как будто врастает в пол. Глубоко вздыхает и перемещает взгляд с дочери на меня.
– Мамоська, а папа играет шариками?
Внутри холодеет от стыда и беспомощности… Дарина протягивает мне в руки разорванные упаковки от презервативов. Боже мой, где она их нашла? Я не спал с Тиной, а о существовании резинового изделия номер два напрочь позабыл… Хотя, вру… Конечно, я помнил, как покупал их и прятал в тумбочку. Но вчера мне точно было не до них! Моя спина до сих пор ноет от ночи, проведенной на диване в гостиной.
– Доченька, давай их сюда, это кака, – забираю из рук дочери «шарики». – Затвра я куплю тебе розовые и… голубые. А эти страшные и гадкие.
Перевожу взгляд на побледневшую Тери – она смотрит на смятую постель,
