Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
сцене «Ревизора».
– Вот, полюбуйтесь! – Ирка прижалась спиной к стене и плавно повела рукой.
Я не сразу разглядела, на что она указывает. В малогабаритной кухне было настежь распахнуто окно, в воздухе спятившими мотыльками кружились крупные снежинки, белые хлопья долетали до середины коридора. Я смахнула пару «бабочек», угодивших мне в глаза, и старательно проморгалась.
На стуле у окна, открытая створка которого вольно раскачивалась над столом, помещался в неуютной позе кривобокий снеговик в пестрой бандане.
Судя по тому, что он сидел неподвижно, никакого неудобства пребывание на ледяном ветру под быстро увеличивающимся слоем снега ему не доставляло.
За моей спиной громко ахнул Архипов.
– Это наш Бабкин? – со вздохом спросила я.
– Был, – лаконично ответила подруга.
Вадик нервно хохотнул и хлопнул в ладоши:
– Поздравляю тебя, Ирочка, теперь и ты будешь подозреваемой!
А я вытащила из кармана мобильный и позвонила участковому.
Архипов все-таки заселился в квартиру, хотя никакого смысла в наблюдении за Бабкиным уже не было – теперь за ним на том свете присмотрят.
В триста пятнадцатой коллеги Чайковского коротко опросили нас с Вадиком, и туда же после более продолжительной беседы из роковой квартиры на девятом этаже вернулась Ирка.
– Хорошо еще, что мы ничего там не трогали, – сказал Архипов, заварив всем чай из скудных хозяйских запасов.
О приготовлении идеальной заварки в подходящем чайничке и речи не было – Вадик просто плюхнул по пакетику в щербатые кружки с кипятком. Перфекционизм спасовал перед обстоятельствами.
– Мы не входили в кухню, не касались тела. – Ирка кивнула так глубоко, что едва не обмакнула локон в неправильный чай. – Но у меня все-таки спросили про алиби. Где, мол, была с девяти до одиннадцати утра. А я в дороге была. Сначала по улицам шла, потом ехала с Горьковской в метро…
– В метро есть камеры, – успокоила ее я. – А у полиции и службы безопасности метрополитена имеется специальная система распознавания лиц. При мне как-то из вагона вывели женщину, сказали – на вас программа сработала, пройдемте, разберемся. Если камеры покажут, что ты была в метро, считай, у тебя есть алиби. Так что выше нос!
– Не вижу поводов для радости, – огрызнулась подруга. – Ситуация на редкость дурацкая. Как сыщики мы провалились. И сами подставились под обвинение в убийстве, и своего единственного подозреваемого потеряли!
– Не драматизируй. – Я поморщилась. – Об обвинении пока речи нет. А что до подозреваемых, то Бабкин был у нас не последний. – Я вспомнила, что не рассказала компаньонам о шифровке от нашего творческого узбека. Вот и пригодилась «заначка»! – Шерзод прислал записку, думаю, в ней номер телефона Миши, помощника покойного Графыча.
– И ты молчала! – возмутилась Ирка.
– Прости, забыла, – повинилась я. – У нас же Бабкин был в приоритете.
Подруга нетерпеливо пощелкала пальцами, явно требуя выдать ей пресловутый номер. Я положила перед ней свой мобильный, открыв в нем нужное фото. Глядя на экран, Ирка ловко набрала цифры на своем смартфоне, в финале арпеджио ткнула в значок громкой связи и притиснула трубку к уху.
– Алло, говорите, – после пары гудков отозвался деловитый голос без всякого намека на акцент, притом женский.
Ирка отлепила телефон от уха и посмотрела на него с недоумением.
– Здравствуйте, можно Мишу услышать? – подавшись к трубке, спросила я.
– Зачем вам Мишу? Я за него. Говорите, что нужно. Цемент, штукатурка, шпаклевка?
Ирка растерялась, ткнула в красный кружок, обрывая связь, и сказала мне с претензией:
– Это вовсе не Миша!
– Значит, Мишина подруга, – не стушевалась я. – Или мать, сестра, младшая любимая жена Гюльчатай. Она же не сказала «не знаю никакого Мишу», а заявила «я за него». И упомянула стройматериалы, которые логично воспринимаются в одном контексте с узбекскими гастарбайтерами.
– Дай-ка мне. – Архипов развернул к себе мой мобильный, глядя на него, набрал сфотографированный номер на своем аппарате, дождался отклика и бодро соврал: – Шпаклевка интересует, здрасьте. У вас какая, сколько и почем?
– Есть полимерная суперфинишная, два мешка по восемнадцать кило, и гипсовая универсальная, расфасовка по двадцать пять кило, примерно полмешка, – доложила дама. – Цена, как обещано, на тридцать процентов ниже, чем в магазине. Берете?
– Возьму полмешка, если не подмоченная, но сразу предупреждаю, потребую провести контрольное взвешивание. А то знаю я ваши «полмешка», по факту вес будет не двенадцать пятьсот, а меньше.
– Перевешивайте, если охота. – Дама фыркнула. – Но цена минус тридцать процентов действительна только сегодня и при условии самовывоза. Заберете до восемнадцати часов?
– Диктуйте адрес. – Архипов метнулся в прихожую, вернулся с верным блокнотом и ручкой, удерживая мобильник между плечом и подбородком. – Угу… угу… Ориентир дайте!
– Через дорогу шиномонтаж.
– Найду.
– Жду. Оплата налом или переводом на телефон.
– Договорились.
Вадик выключил связь, положил свой мобильник рядом с моим и Иркиным, аккуратно вывел в блокноте, озвучивая адрес:
– Бульвар Менделеева, восемь, квартира сто тринадцать, – и пристукнул по столешницу ручкой. – Там и найдем мы этого Мишу!
– И еще полмешка штукатурки, – язвительно напомнила Ирка.
– Тридцать процентов – отличная скидка!
Я кашлянула.
– Но штукатурка – только повод. – Гений экономии опомнился. – Так что, поедем на Менделеева? Сейчас или попозже?
– Позже, – подумав, рассудила я. – Гастарбайтеры работают допоздна, домой только ночевать приходят. Если мы явимся до весемнадцати, как условлено, самого Мишу не застанем, только эту его мадам.
– Мне в девять вечера нужно быть дома, – заныла Ирка. – У меня кот…
– Ни разу в жизни не кормленный, я знаю, – договорила я. – Мы с Вадиком можем наведаться к Мише сами, потом тебе все расскажем.
– Даже не знаю… – заколебалась подруга.
В прихожей хлопнула дверь, по символическому коридору к кухне протопали уверенные шаги.
– Ну, что, представители неравнодушной общественности? Это вы удачно туда заглянули! – Чайковский кивнул на потолок и рухнул на кухонный диванчик, отозвавшийся мучительным стоном. – Вот только зря наплели, будто ошиблись квартирой и этажом – все-таки топографический кретинизм обычно не имеет характера массового заболевания.
– В чем удача-то? – хмуро спросила Ирка, проигнорировав поставленный нам всем нелестный диагноз.
– Как же? Если все так, как выглядит, считай, закрыли дело.
– А как оно выглядит? – уцепилась я.
– Дадите чаю? С утра без маковой росинки…
Я придвинула к участковому свою нетронутую кружку.
– Вот спасибо! – Чайковский с удовольствием приложился к чаю, даже не вынув пакетик и ложечку. – Как справедливо говорится, вскрытие покажет, но выглядит все чистым самоубийством.
– Да ладно? – не поверила Ирка. – Что, Бабкин заморозил себя до смерти?
– Вас смутило распахнутое окно? Похоже, наш суицидник открыл его, чтобы не было шокирующих запахов. Знал, что сфинктеры заднего прохода и мочеиспускательного канала неизбежно разожмутся, после чего все содержимое кишечника и мочевого пузыря окажется вне тела, и позаботился о комфорте
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
