их последняя игра. Больше его не пригласят.
— Не надо, прошу вас, — фрау Акерманн протянула руку, чтобы остановить его. — На следующей неделе мы продолжим.
Глава 21
Шестью месяцами ранее
Лос-Аламос, штат Нью-Мексико
Высокий нескладный мужчина, одетый в клетчатый пиджак и коричневую шляпу, приблизился к покрытому пылью седану, только что проделавшему полуторачасовой путь от Санта-Фе.
Навстречу ему из машины вылез человек с редеющей седой шевелюрой, покатыми плечами, высоким лбом и печальными глубоко посаженными глазами.
— Бор, — Роберт Оппенгеймер обнял знаменитого датского физика, прибывшего в самый охраняемый в мире научно-исследовательский центр. Здесь работали десятки выдающихся физиков, химиков и математиков, собранных по всему миру для участия в секретном Манхэттенском проекте.
— Роберт, — датчанин тепло пожал руку американцу. В свои пятьдесят восемь Нильс Бор входил в число самых авторитетных физиков-теоретиков в мире, он считался основателем квантовой теории. Перед войной Копенгагенские конференции собирали ведущих ученых в этой области под крышей его университета.
— Надеюсь, эта поездка была легче, чем марш-бросок до Лондона? — пошутил Оппенгеймер, похлопав датчанина по плечу.
Когда началась война, Бор и его семья оставались на родине, в Дании, уверенные в том, что нацисты не посмеют тронуть светило мировой величины, лауреата Нобелевской премии 1922 года. Однако Бор упорно не желал сотрудничать с оккупантами. Три месяца назад, в сентябре, ему сообщили, что его собираются арестовать и отправить в лагерь из-за еврейского происхождения его матери. Для человека его возраста арест был равносилен смертному приговору. В ту ночь Бор и его жена с одним чемоданом на двоих сели в лодку и, лавируя между минами и немецкими патрулями, под покровом ночи бежали через пролив Эресунн в нейтральную Швецию. Два месяца спустя, с парашютом за спиной и буквально теряя сознание от недостатка кислорода, самый знаменитый физик планеты летел в отсеке для бомб на борту британского бомбардировщика, перевозившего почту из Стокгольма в Лондон. После подобного головокружительного побега поездка на форде по петляющей автостраде до сверхсекретной базы в горах Сангре-де-Кристо могла быть приравнена к прогулке по побережью.
— Несопоставимо, если честно, — любезно ответил датчанин.
— Ну, мы все очень рады вашему приезду, — признался Оппенгеймер. — Я полагаю, вас тут ждут встречи со многими старыми друзьями.
Час спустя они собрались за обедом в коттедже Оппенгеймера: Ричард Фейнман, Ганс Бете и великий Энрико Ферми, сидя у камина, рассказывали Нильсу Бору о своих последних достижениях. Бора всегда волновало, каковы будут глобальные последствия создания подобного разрушительного оружия. За стейком он слушал коллег, пытаясь подавить восхищение теоретика достигнутыми ими успехами и чувство нарастающей тревоги. Они действительно делали реальностью то, что еще пару лет назад было предметом абстрактных рассуждений за бокалом коньяка после окончания научной конференции.
Теперь самой большой проблемой было отделение урана-235 от более тяжелого, но более распространенного изотопа — урана-238, в количествах, достаточных для возникновения необходимой серии цепных реакций.
И сделать это надо было как можно скорее — времени оставалось все меньше.
Они все хотели услышать, что думает Бор по поводу того, насколько продвинулся Гейзенберг, работавший на нацистов.
Набросав для Бора схемы на обеденных салфетках и скатертях, они обрисовали три возможных метода разделения изотопов: электромагнитная бомбардировка, термальная и газовая диффузии. Все методы были трудоемкими, требовали массы времени и колоссальных вложений. В Оук-Ридже, в штате Теннесси, на территории в семнадцать гектаров шло строительство огромных циклотронов — серии из пятидесяти восьми смежных зданий с гигантскими диффузионными резервуарами, способными разделять и затем выделять легкий изотоп в газообразном состоянии. Бор пришел в восторг. Это был крупнейший из когда-либо спроектированных и построенных человеком приборов. И самый дорогостоящий.
Но, жаловался Оппенгеймер, им приходилось двигаться путем проб и ошибок. Временами, так как многое делалось впервые в истории, они действовали наощупь. Материалы, из которых изготавливались газовые центрифуги, должны быть невероятно прочными и воздухонепроницаемыми. Малейшая утечка или эрозия могли привести к поломке. Предстояло создать новые строительные материалы. При этом все делалось в кратчайшие сроки, так как они боялись быть обойденными немцами.
В войне победит тот, кто придет первым.
— Что касается газовой диффузии, — продолжал Оппенгеймер, приканчивая кусок пирога с ревенем и закуривая трубку, — мы все больше склоняемся к тому, что это и есть наш путь.
Бор видел во всем этом новую реальность с невообразимыми и непредсказуемыми последствиями. Теллер рассуждал об использовании плутония и создании еще более смертоносных бомб. А что русские? Они ведь тоже над этим работали. Поделились ли мы своими достижениями с ними, нашими союзниками? И если не поделились, то что произойдет, когда они наконец доберутся до подобного оружия? А они доберутся.
— Газовая диффузия? — кивнул Бор.
Оппенгеймер поднес ко рту трубку и затянулся.
— Да. Хотя все это лотерея. Количества ничтожно малы. А Бергстрем, который, как вы помните, является главным специалистом в этом вопросе, работает на Гейзенберга.
— Да-да, Бергстрем… — согласился после долгой паузы Бор. Он похвалил пирог — в Европе подобные деликатесы давно остались в прошлом. И добавил:
— Что касается процесса газовой диффузии. Поляк. Вернее, польский еврей. Помните, раньше он работал с Мейтнер и Ганом? — Бор обратился к Бете, — именно по этой теме. Узковата специализация для такого яркого таланта, если хотите знать.
Все молчали в ожидании. Слишком велика вероятность ошибки. Им нужен был человек, который поможет сократить путь.
— Единственная проблема, — продолжил Бор, положив себе еще кусочек пирога и разочарованно кивнув Оппенгеймеру: — Я боюсь, он так и остался в Европе.
Глава 22
— Лео, — Альфред разыскал юношу во дворе после дневной переклички.
— Рад видеть, что у вас все хорошо, профессор, — приветствовал его юноша. — Вы придумали для меня новые головоломки?
— Пока нет. А ты обдумал то, о чем я тебя просил?
— Имеете в виду вашу затею с физикой? Боюсь, я был слишком занят.
— Полагаю, ты играл в шахматы с новой поклонницей. Мы все наслышаны. Судя по всему, трудности, связанные с чем-то действительно важным, тебе сейчас не по силам. Ты слишком поглощен игрой.
— Шахматы — не более «игра», чем то, что предлагаете вы, профессор. А эта поклонница помогает сохранить жизнь мне и моим товарищам по бараку. Но все-таки, что вы хотели предложить? Вы упомянули физику электромагнитных излучений. Зачем мне ее изучать?
— Не изучать. Давай поговорим в сторонке. Просто выслушай меня. Я все объясню.
— Хорошо. Несколько минут ничего не изменят. Ведите меня, профессор.
Они вошли в барак Альфреда. Его обитатели, растянувшись на нарах, ожидали ужина. Профессор и юноша пробрались через все помещение в санитарный отсек
