разноцветные розы и белые лилии, восторгаться букетами, которые составляла хозяйка магазина. На деньги, которые Мариама и Дэвид выдавали мне на сувениры, я покупала гардении и ставила их в стеклянную вазу на комоде в своей комнате. Теперь милая рыжеволосая продавщица ходила за мной по магазину, опасаясь, что я разобью одну из ваз. Однажды меня и правда угораздило, и я опрокинула целый букет белых роз.
Попрошайничая во Фритауне, я научилась не поднимать глаз, но чужие взгляды все равно замечала. Равно как замечала и бездомных, грязных и растрепанных, которые собирали подаяние не в пакеты, а в консервные банки. Одного парня я постоянно встречала у входа в метро возле нашего дома. На вид лет двадцати, с грязными белокурыми лохмами, он носил рваное пальто, коричневую вязаную шапку и потертые, усеянные пятнами джинсы. Руки у него были вечно в грязи, а пальцы желтые — от курения, как объяснила Ябом. Иногда он просто сидел на голом бетоне, иногда играл на гитаре. Один раз при мне он стучал на африканском барабане. Получалось у него не очень, куда хуже, чем у ребят в Сьерра-Леоне, которые барабанили быстро и звучно. Но парень старался.
Я осторожно — насколько позволяла металлическая конструкция — поддевала Ябом локтем, намекая, что парню нужно дать пару монет.
— Мы не можем сорить деньгами, — возражала моя наставница.
— Ну пожалуйста! Он ведь совсем как я в лагере ампутантов, — умоляла я.
Сжалившись, Ябом кидала пару монет парню в футляр для гитары, а я улыбалась, стараясь привлечь его внимание. Но он тоже умел не поднимать глаз.
— Почему молодым людям в Лондоне приходится побираться? — спросила я однажды Мариаму и Дэвида, когда мы ужинали бараниной с рисом. — Я считала Англию богатой страной, где у каждого по «мерседесу».
— Англия впрямь благополучнее Сьерра-Леоне, — ответил Дэвид, — но бедные есть и здесь. Они есть во всех странах мира. Между прочим, их больше, чем богатых.
У меня упало сердце. Я поняла: если останусь в Англии и не получу образование, буду побираться, как и в Сьерра-Леоне, вот только по улицам придется бродить среди холода и дождя.
В тот же вечер после ужина я попросила Ябом принести с холодильника цветные магнитные буквы. До сих пор я не особо старалась учить алфавит, потому что ненавидела двигать буквы металлическими пальцами. Пока Дэвид с Мариамой убирали со стола, я шепотом попросила наставницу принести буквы в комнату, а потом помочь мне снять протезы. Мы сели по-турецки на пол, и я культями принялась раскладывать буквы. В итоге я потратила часа полтора, сделала несколько ошибок, которые Ябом пришлось исправить, но в итоге разложила алфавит по порядку.
Наставница была очень довольна.
— Завтра начнем учить английские слова, — пообещала она.
Наши уроки правописания продвигались успешно, но через пару недель Ябом огорошила меня вопросом:
— Мариату, кто такой Билл?
Не зная, как ответить, я посмотрела на Мариаму и наткнулась на ее злой взгляд.
Мы втроем сидели в гостиной. В тот день, вернувшись с госслужбы, Мариама позвала Ябом, которая помогала мне с буквами, к себе в комнату. Я включила телевизор и смотрела клипы, пока женщины не вернулись. Мариама выключила телевизор, а Ябом села ко мне на кушетку.
— Мариату, кто такой Билл? — повторила Мариама куда резче, чем моя наставница.
Отчасти я надеялась, что они уже знают про Билла. В конце концов, Ябом регулярно звонила во Фритаун, докладывала в лагерь о моем лечении и просила передавать новости моим родным. После очередного звонка она сообщила мне, что Мари, Али и Адамсей перебрались в деревеньку недалеко от Масаики, примерно в часе езды от Фритауна на микроавтобусе. По словам Ябом, деньги на переезд они получили из Канады. «Как они с Мари-амой могут не знать о Билле?» — спросила я себя сейчас.
Мариама барабанила пальцами по боку стула.
— Мариату, кто такой Билл? — снова спросила Ябом. — Пожалуйста, скажи нам!
Я сделала глубокий вдох и рассказала, как Билл появился в моей жизни и в жизни моих близких.
— Почему ты не говорила нам о нем раньше? — спросила Мариама, когда я закончила.
— Я думала, вы уже знаете, — ответила я. — Тем более он не хочет, чтобы я переезжала в Канаду.
— Мариату, он очень даже хочет, чтобы ты переехала в Канаду, — вздохнула Ябом. — Он согласился перевезти тебя туда.
Я постаралась скрыть радость. Мариама, Ябом и Дэвид много для меня сделали. Обижать их мне совершенно не хотелось. Но от новостей Ябом настроение у меня резко улучшилось. Не знаю почему, едва услышав про странное место под названием Канада, где с неба падает соль, я поняла, что путь мой лежит именно туда.
— Когда Билл ждет меня в Канаде? — спросила я.
— Твои протезы будут готовы со дня на день, — сердито, сказала Мариама. — Надо научиться ими пользоваться. Ты по-прежнему нуждаешься в мед-обслуживании, поэтому из Англии уехать не можешь.
Щеки мне залил горячий румянец.
— Но я хочу в Канаду, — пробормотала я. — В Англию меня пригласили на шесть месяцев. А дальше? Можно мне потом уехать в Канаду?
— Есть большой шанс, что тебе позволят остаться в Англии, — сказала Ябом, обнимая меня за плечи. — Семья Мариамы готова тебя спонсировать. Как только ты привыкнешь к протезам, сможешь пойти в школу для девочек.
— Зачем?! — крикнула я, испугав не только Мариаму с Ябом, но и себя саму. — Зачем мне носить эти штуковины?! — спросила я, подняв металлические кисти. — Я их ненавижу. Без них у меня получается делать что угодно, причем куда лучше, чем в них. Я хочу поехать в другое место. Хочу в Канаду!
— Не будь такой неблагодарной! — напустилась на меня Мариама. — Здесь у тебя есть шанс, о котором дети во фритаунском лагере могут только мечтать.
Я вскочила и затопала ногами.
— Я ничего этого не просила. Но теперь прошу отпустить меня в место под названием Канада!
Убежав к себе в комнату, я сорвала протезы и швырнула их на пол. Ябом, прибежав следом, попыталась меня утешить.
— Отстань! — крикнула я, отталкивая ее к двери. Наставница испуганно смотрела, как я дико размахиваю руками. Я набросилась на нее, совсем как на Абибату в ночь, когда та не дала мне напиться обезболивающих, чтобы убить себя и своего ребенка. Ябом отступила на несколько шагов, уклоняясь от меня, и я захлопнула дверь у нее перед носом.
Сбивчиво дыша, я пятилась, пока не врезалась в кровать. Осев на пол, я обхватила голову руками и заплакала.
Со временем слезы кончились, но я так и сидела