и просто смотрю в никуда.
— Я думала, что в Кейптауне тебя лишили всего, — продолжаю я, подложив под подбородок свои же пальцы.
— Кое-что мне всё-таки оставили, — отвечает Пашка, смотрит на мои губы, но не тянется за поцелуем.
Пашка поворачивается ко мне всем корпусом. Стоит мне обронить слово, жест или движение и я буду у него на коленях. Это испортит все, конечно же. Но в моменте будет очень даже хорошо стянуть с него эту футболку, обнажив могучие плечи.
— Ты что творишь, Ветрова? А как же путь? Кредо?
— Хочешь кофе? Но не так как в прошлый раз.
Я уточняю, вызывая у него понимающую усмешку.
— Помню я, что ты любишь разнообразие, — отвечает, а сам гладит меня по бёдрам, так что мурашки рассыпаются по всему телу. — В этот раз будет иначе.
Они, судя по ощущениям, даже у меня на лице.
— Всего один день, Пашук, — прошу я, стараясь думать о его глазах, а не о руках. — Это ведь немного?
Они, как снежная буря в Финском заливе — темно-серые, растерявшие всю голубизну.
— Немного. Но ведь будет не так как с месячными, правда? Завтрашний день не гарантия того, что будет как прежде, а может даже лучше?
Мотаю подбородком из стороны в сторону, тем самым соглашаясь с ним.
— Давай свой кофе!
Он поднимается и протягивает мне руку, чтобы помочь мне встать на ноги.
— Хочу задать вопрос, что отобьёт у тебя желание как минимум часа на два, — предлагаю я, проходя к себе.
Несколько секунд я вожусь возле растений, пытаясь нащупать кнопку от сетевого фильтра, на котором висит точечное освещение.
— Сдалась она тебе? — интересуется Буров, когда я поднимаюсь. — Одно потянет другое.
— Ты скрываешь что-то! Да? Да? Да?! Хороший способ я выбрала, чтобы не думать о сексе. Правда?
— Так можно стать импотентом, знаешь? — спрашивает Буров, а сам достает откуда-то бутылочку с банановым сиропом. — Это тебе вместо цветов.
Знает, что я люблю.
— Спасибо, но не обижайся, если увидишь его завтра на общей кухне, — говорю я, открывая крышку и вдыхая такой приятный сладкий аромат.
— Не стану, потому что ты оставишь его в своем холодильнике. Он нормально морозит. С сегодняшнего дня. Заметил в прошлый раз, что вода была едва ли прохладная.
Пашка переводит взгляд с одной моей части лица на другую, пытаясь отвлечься от чего-то. Знаю это, потому что мы оба присутствовали при записи программы с участием специалиста по коммуникациям с аудиторией.
— Сегодня почистили все холодильники в одиночных бунгало.
— Шаришься по моему дому?
— Скорее присматриваю за твоими вещами, — уточняет Пашка, отклеиваясь от меня. — Что ты хотела спросить?
Хорошо, что он напомнил.
— Куда она дела ребенка? Не говори только, что она сделала аборт на позднем сроке.
— Его забрал отец ребенка. Точнее дед. Калинин Андрей Юрьевич.
— Чем ты занимался эти дни, кроме взаимодействия с моей фотографией?
Я иду в крошечную душевую, чтобы освежиться немного. Обычно я умываюсь над раковиной, но сейчас она занята и мне надо напомнить себе, что Пашка так-то прав в том, что касается, что оно мое не надо. Теперь я стану думать на кой чёрт он интересовался ей?!
— Общался с местными коллегами, а также с местными силовиками. Они порадовали меня, сообщив, что выслали Смородину и ее компанию за пределы страны с пометкой в загранпаспорте. Искал няню для Софьи, сначала читал, а потом собеседовал. Работал ещё, копаясь в отчётности. Чистил бассейн, после купания с Софой. Пытался понять кто заплатил Образцову, чтобы тот попридержал меня в ЮАР.
Он отвечает мне, а сам выставляет приборы на стойке.
— Значит он замешан ещё и в этом?
— Как и Смородина. Не такая она дура, чтобы вляпываться в подобное.
— Он вроде не приобрел ничего с этого, — замечаю я, вскарабкиваясь на табуретку. Новый ресторан открыл сравнительно недавно и тут же закрыл его.
— Он собирается баллотироваться на пост, который предлагали мне ещё до того, как меня повязали негропарды.
Мы пьем сладкий кофе, обсуждаем кандидатов по которым плачет Немезида в лице Бурова и даже ругаемся на фоне этого.
— Зачем тебе это нужно, Паш? Все прошло. Ты на свободе. Жив. Здоров…
— Потому что людям нельзя спускать подобных вещей. Особенно тем, кто способен на это. Я хочу хотя бы знать с какой стороны ждать очередной удар, понимаешь?
— Нет. Ты не такой, Буров. Ты не способен просто взять и положить папку с пометкой "мразота", не заглянув в нее и не избавив свое окружение от человека с такой характеристикой!
Я злюсь, потому что… Потому что! Всегда бесилась из-за этой его черты.
— Все! Иди домой! Время позднее! И ты меня бесишь!
— Бесишь?! — уточняет он, часто-часто водя подбородком из стороны в сторону.
Сокрушительно, говорят в таких случаях. Пораженно.
— Да!
На самом деле это зовётся по-другому — беспокойством. На планете хватает таких, как Буров и даже круче него по степени отбитости. Что если все они перейдут в состоянии войны?
— Если бы не мое желание расставить все точки над ё, то ни ты, ни я, так и не узнали бы правды!
— Много счастья принесла мне эта правда!
Мы ссоримся, как в былые времена. Тогда я принимала его таким. Да и сейчас тоже прекрасно понимаю, что его не исправить, даже если это будет условием для нашего примирения. Скорее это будет поводом для разойтись по разным сторонам света.
— Подумай над тем, что это может касаться и тебя, Ветрова, если тебе недостаточно того, что я отвечаю не только за себя, но и за кого-то ещё.
Вот уж уел так уел. Тут даже сказать нечего. Кроме одного, чтобы он убирался и не возвращался никогда, потому что это тоже решение проблемы.
Внутри все так и стучит после его ухода.
Тут не нужно никакой медитации, чтобы понять, что сказанное мной — это не то, чего я хочу.
Хотела когда-то.
Но это было в прошлом. Завтра я вернусь в храм и проведу ещё сутки с бессознательным, чтобы довести начатое до конца.
Но почему только сутки? Почему бы не взять и не погрузиться на месяц или два? Финансы пока позволяют. Дома ждёт только сестра, тогда как клиенты один за одним отменяют консультации, прикрывшись, а иногда и нет, какими-то мало-мальски приличными отмазками. Всему виной мое расставание с Костей и только некоторым из них плевать, что там несёт Образцов со своей маменькой.
Хочется пойти к Бурову и сказать, что проблемы тянутся от него. Но вместо этого я иду к бассейну, чтобы поплавать
