«Тут и ракету можно заправить».
– Наша правая, – пояснил Кубинец. – Мне полный бак, и стекло протри. Сделаешь быстро, дам на чай.
Следующая посадка была в Туркменистане. Место – один в один, будто круг сделали и вернулись: тот же песок, те же редкие, голые деревья, только обгоревших грузовиков и покореженных танков не было. Садились засветло, а через полчаса уже стояла глубокая ночь. Звезды пробивались сквозь тучи, как солнечный свет сквозь дырявый шифер на чердаке.
Кофе выпили, бутерброды съели, и даже несъедобная, приготовленная из несчастных мертвых животных колбаса пошла в ход. Оставалось еще два яблока и полбутылки коньяку. Думать о нем Сане было почему-то приятно, и это странно, ведь он в жизни ничего крепче пива не пил.
Ночь обещала быть теплой, но на всякий случай решили разжечь костер. Саня прикатил большое бревно, часа через два, когда уже спал, оно разгорелось и слегка опалило ему руку. Парень почти ничего не почувствовал, а вот Рита долго потом не умолкала, жаловалась на боль и во всем винила его.
На следующий день крохотный самолетик пересек границу Афганистана. Внизу волнами вздымались бесконечные горные хребты. Изредка их огибали полосы дорог и быстро терялись из виду. Вдоль горных рек расположились небольшие поселки. Редкие равнины были похожи на лоскутные одеяла, сшитые из зеленых, белых, сиреневых, а иногда красных лоскутов.
Больше получаса Саня рылся в земле. Вдруг под ногами звякнуло, и острие лопаты наткнулось на что-то твердое.
«Какая красота! – восхищался Саня. – Кажется, я даже здесь чувствую аромат. Что растет на этих полях?»
– Героин, – ответил Кубинец.
«Хм… Это мак? А там, дальше? Там какой-то особый оттенок…»
– Героин, – повторил Кубинец.
«А вон там?..»
– И там! – не дал договорить. – И везде…
– Как это? – удивилась Рита. – А что же они кушают?
– Его и кушают.
Чем дальше, тем выше становились горы. Некоторые приходилось облетать стороной.
В самолете становилось нестерпимо жарко, вода закончилась, хотелось не только пить, но также и есть. Саня поддался на уговоры Кастро и отхлебнул коньяку. Когда молодого человека стошнило на штурвал, Кубинец обозвал его придурком, замкнулся в себе и за следующие несколько часов не проронил ни слова.
Ландшафт постепенно менялся, появилось больше открытых пространств. Покатые дюны почти не отбрасывали тень.
«Пустыня, – подумал Саня. – Чем дальше, тем хуже. Сухая, мертвая земля. Вот он – конец света. Дальше жизни нет, не может быть».
– Это еще не пустыня, – возразил Кастро. – Вот Гоби или Сахара…
«Да, там, наверное, еще жарче…»
– Поверь мне.
«Мы давно летим: топливо кончается. Скоро там ваша база?» – беспокойно спросил молодой человек.
– Не будет базы: мы не дотянем, – объявил Кубинец. – Скоро появится город, там и заправимся. Приближаться к более-менее крупным селениям опасно. Самолет ищут, это ясно. И в какой стороне искать, преследователям тоже известно. Но деваться некуда, надо рисковать. Есть еще причина не «светиться» – сейчас близ больших городов находятся американские военные базы. Неизвестный самолет собьют не задумываясь. Каждый такой самолетик – потенциальная опасность, бомба с террористом-смертником за штурвалом.
Через час появился обещанный Кастро город. Как этот человек ориентируется без карты, для Сани оставалось загадкой. Облетая город в поисках места для посадки, на его окраине Рита заметила аэродром. Саня присмотрелся и тоже увидел узкую взлетную полосу, небольшое панельное строение и совсем рядом огромный, абсолютно неуместный здесь ослепительно белый самолет.
«Боинг», – предположил Саня. – Впрочем, кто его знает… Но большой».
Садиться здесь не рискнули, в нескольких километрах приметили зеленую поляну, по которой черными точками разбрелись не то овцы, не то козы. То ли из-за страха, или от излишней смелости, но разбегаться животные и не думали. Не успело колесо коснуться земли, как внизу что-то хрустнуло, и еще раз, и еще.
– Хрясь! – весело комментировал Кастро. – Хрясь!..
– Я не хотел! – крикнул Саня. – Я не хотел! Простите меня! Простите!..
– Хрясь!.. Хе-хе-хе…
«Бедняги! Ну, куда вы?! Уходи! Уходи! А ты куда?!»
– Убийца! – с фальшивой ненавистью произнес Кастро.
Наконец самолет остановился, пропеллер затих, левое колесо, не успев скатиться с кочки, застопорилось.
«Что мы наделали?» – в отчаянии произнес герой-авиатор, с трудом оправляясь от шока.
– Это ужасно, – не унимался Кубинец. – Раньше, когда не мог заснуть, козликов считал, теперь побоюсь. Пойдем, похороним их по-человечески.
«Это не смешно», – упрекнул его Саня.
Ощущая дрожь в ногах, он поднялся с кресла и двинулся к выходу. Дверца снова открылась только наполовину. Пилот опасливо выглянул. Взглядом пробежал по полоскам примятой травы, но увидел только мирно жующие морды безрогих овец. Издалека, размахивая прутьями и кривыми палками, к самолету бежали люди. Их крики тонули в многоголосье собачьего лая.
Собаки прибежали первыми, но вблизи оказались не такими уж страшными. Они кружили вокруг самолета, угрожающе облаивая его, но на человека почти не обращали внимания. А одна, серая с блестящей колючей шерстью, дружелюбно помахивая обрубком хвоста, даже ткнулась передними лапами Сане в колени и подставила голову, чтобы тот ее гладил. Саня несколько раз скользнул ладонью по лоснящемуся черепу и прижатым ушам.
«Хороший, Джим… хороший…»
– Давай-давай, покройся лишаями, – неодобрительно обронил Кастро. – До чего противные твари. Смотри, подцепишь проказу, не говори, что не предупреждал.
– А разве собаки болеют проказой? – выразила сомнение Рита.
– А даже если нет. Давайте тогда ей за это лапы обсосем… Пойми, здоровяк, – продолжал он назидательно, – ты не дома, здесь такого делать нельзя… Афганистан, он… не прощает ошибок. Держись подальше от всего, что смердит и лижется.
Их было пятеро – худых и грязных, с загоревшими, не поддающимися возрастному определению лицами. Чиркающие по земле полы рваных халатов, казалось, помогали пастухам удерживаться на ногах, а когда это не срабатывало, они цеплялись за небо высокими чалмами.
Пастухи обступили Саню со всех сторон и стали дергать за одежду, трясти перед лицом пальцами. Из беззубых ртов крики вылетали вперемешку со слюной. Минута, две, а они все не унимались. Стоило посланцу небес сменить выражение лица, как аборигены, окрыленные нежданной надеждой, заводили по новой. Возбуждение пастухов передалось и молодому человеку. Он пытался что-то объяснить, оправдывался, будто молясь, тряс сложенными вместе ладонями.
