Ривере письмо, в котором объяснил, что вновь посылает фирме небольшую партию рома. «Из-за плохой торговли, — писал он, — я смог заплатить капитану Эйнглишу только 30 из 40 причитающихся ему рабов... и надеюсь, что задержание этих десяти не будет для вас потерей. Если это так, то я с благодарностью заплачу вам. Я заплатил за акции и надеюсь, что к вашему удовлетворению». Об оплате баркаса он не упоминает. В тот же день капитан Эйнглиш добавил к списку то, что находилось в его трюме: «19 рабов-мужчин с клеймом «0» на правом бедре, а также 11 женщин с клеймом «ditto». Они помечены и пронумерованы, как на полях, и должны быть доставлены в таком же порядке и хорошем состоянии в порт Кингстон на Ямайке (исключая смертность, мятежи и морские опасности)».
Доставка «Вортмана», видимо, была осуществлена вскоре после этого, поскольку 15 июля капитан Эйнглиш отплыл из Анамабу, где он провел чуть более пяти месяцев, с грузом из девяноста пяти рабов, включавшим, помимо тридцати человек из Милла, «33 мужчин-рабов, 2 мальчиков, 27 женщин и 3 девочек-рабов». Все, — отметил он, — в настоящее время «очень хороши и здоровы, и до сих пор не потеряли ни одного раба. Слава Богу».
Путь на запад через Атлантику до Ямайки занял у Эйнглиша восемьдесят пять дней, причем большую часть пути он шел в тяжелую погоду. Там он был вынужден сообщить, что «имел несчастье похоронить шесть рабов», пять из которых были из обычного груза, а один — из группы, помеченной «0», вероятно, клеймом на правом бедре. Об остальных он сказал, что они «в большинстве своем здоровы и нравятся господину, который намерен их купить». По моим сведениям, полученным от нескольких джентльменов, которые видели рабов, они будут проданы с хорошей выгодой — день продажи назначен на 13-е число». Однако несколько недель спустя сообщение капитана с Ямайки показало, что он был несколько оптимистичен в своем предыдущем письме как в отношении состояния здоровья рабов, так и состояния рынка. Во время перехода многие рабы страдали от заболевания, которое Эйнглиш охарактеризовал только как «отек» и которое, вероятно, было разновидностью цинги или пищевого отравления, и теперь Эйнглиш писал: «Джентльмены, я похоронил одного раба-мужчину с момента моего последнего приезда, и отек стал настолько сильным среди рабов, что девять из них были проданы за сущие пустяки... Когда я прибыл на корабль, там было всего два раба, у которых не было ни малейшего признака отека. Это заболевание началось сначала с ног и шло вверх... когда дошло до живота, они умерли через несколько часов». Он мрачно добавил: «Со времени моего прибытия было продано три корабля с грузом рабов, и ни на одном из них средняя цена не превышала [нашей] ни на пять шиллингов за раба. Поэтому я не думаю, что этот рынок настолько хорош, насколько, по мнению здешних торговцев, он должен быть хорошим».
Тем не менее, согласно представленному им отчету, капитан Эйнглиш смог продать оставшихся рабов за 3 620 фунтов стерлингов. Расходы составили 1399 фунтов стерлингов, то есть прибыль составила 1259 фунтов стерлингов, или около 90%. В декабре он отплыл с Ямайки и, сделав короткую остановку в Моле-Сент-Николас на северо-западной оконечности Гаити, где загрузил судно Ann сахаром, отправился домой в Ньюпорт.
9. АЛЛАРУМЫ И ОПУСТОШЕНИЯ
Корабли Аарона Лопеса совершали ежегодные визиты в Африку подобным образом, и с самого начала его скромной деятельности в Анне его флот разросся до такой степени, что на пике своей карьеры, незадолго до первых выстрелов американской революции, он владел или частично владел более чем тридцатью судами, занимавшимися так называемой «африканской торговлей» или, говоря более эвфемистично, «вест-индской торговлей».
По мере того как росло его состояние, увеличивалась и численность его семьи. Похоже, он был создан для того, чтобы стать патриархом самого высокого масштаба, и, несомненно, рассматривал каждого нового сына как будущий актив своего бизнеса. Его первая жена, Анна, родила ему восемь детей и умерла в 1762 г. при родах. Она, конечно же, была двоюродной сестрой Аарона, и Аарон женился на другой двоюродной сестре, Салли Ривера, младшей его на шестнадцать лет, дочери его делового партнера, Якоба Родригеса Ривера. Таким образом, его партнер стал его тестем.
Вторая жена Аарона подарила ему девять детей, и когда один за другим члены этого многочисленного семейства достигали брачного возраста, подходящих партнеров приходилось искать среди сефардов Ньюпорта и Нью-Йорка, которые к этому моменту уже почти все были родственниками. Паутина внутрисемейных браков стала еще теснее. Одна дочь Лопеса вышла замуж за Туро, две дочери Аарона вышли замуж за мальчиков Гомесов, которые были друг другу троюродными братьями и племянниками Даниэля Гомеса, еще одна вышла замуж за Хендрикса (который уже был родственником Гомесов), а еще одна стала Рахель Лопес-Лопес, выйдя замуж за своего двоюродного брата. Две другие девушки Лопес вышли замуж за одного и того же мужчину, Якоба Леви. Это произошло, когда господин Леви, овдовевший от одной девушки Лопес, женился на ее младшей сестре. Этот брак был не столько династическим, сколько головокружительным по степени пересечения различных Леви. Поскольку у Леви были дети от обеих жен, его браки сделали его детей троюродными братьями и сестрами. Чтобы еще больше запутать запутанную родословную Лопес-Гомес-Ривера, одна из дочерей Аарона Лопеса, Ханна, вышла замуж за своего дядю. В результате этого союза зять Аарона стал его зятем, а Ханна Лопес — невесткой своей матери.
Неизбежным результатом этих браков стало то, что главы семейств, Аарон Лопес и Даниэль Гомес, были тесно связаны как семейными, так и деловыми отношениями, даже несмотря на то, что они не разделяли взглядов на дореволюционную политику. В течение многих лет они переписывались между Нью-Йорком и Ньюпортом, и большая часть этой переписки сохранилась до наших дней. Хотя Дэниел был старше Аарона более чем на тридцать лет, у них было много общего. Каждый из них писал друг другу в формальном, куртуазном стиле: старший обращался к своему младшему ньюпортскому другу «ваша милость», упоминал «леди вашу жену» и передавал наилучшие пожелания другим представителям «вашего благородного дома».
Гомес и Лопес любили азартные игры, и большая часть их переписки касалась покупки Гомесом лотерейных билетов в Нью-Йорке для Лопеса. Ни тому, ни другому не везло. В августе 1753 г. Гомес писал Лопесу: «Согласно Вашему распоряжению, я купил на Ваше имя два лотерейных билета № 1190 и 1192, которые, может быть, угодны Богу, чтобы быть
