Невозможно утратить то, что доставляло нам истинную радость. Все, что мы по-настоящему любим, становится нашей частью.
ХЕЛЕН КЕЛЛЕРСобаки в момент смерти, совсем как люди, ведут себя по-разному. Мои друзья, остававшиеся с питомцем до последнего момента, поделились своими наблюдениями.
«Он цеплялся за жизнь изо всех сил».
«Он смотрел на меня с недоумением, словно спрашивая: как же так?»
«Она заскулила и грустно посмотрела на меня».
«Похоже, что она смирилась, но глаза ее наполнились печалью».
«Его пробирала мелкая дрожь».
«Она тихо вздохнула, как будто с облегчением».
Но какой бы ни была реакция собаки, каждый из моих собеседников добавил один-единственный комментарий: «Мне было невыносимо больно видеть это».
Мы горюем по собакам, мы любим собак, потому что эта любовь взаимна. Мы привязываемся к ним, потому что и они привязываются к нам. По-моему, естественно спросить, грустят ли собаки из-за смерти «своего» человека и чувствуют ли себя столь же потерянными. Примеров тому немало, начиная с Хатико, японской собаки акито, которая каждый вечер в течение девяти лет ждала на вокзале в Токио своего друга-человека, умершего в 1925 году[76], и заканчивая историей, произошедшей в наши дни. В 2014 году собака Маша пришла за своим владельцем в Новосибирскую областную больницу № 1 в Кольцове, но больше не увидела его живым. Она осталась на территории учреждения и не уходила даже зимой, когда температура опускалась ниже минус двадцати. Спустя год руководство больницы решило оставить собаку у себя в качестве талисмана: Маша навещает больных и умирающих и скрашивает их дни, как это умеют делать только собаки[77].
Увы, когда дело касается смерти, мы не можем объяснить питомцу, что случилось. Пожилые люди, у кого есть кошки и собаки, переживают, что их животные останутся со своим горем наедине. Скорее всего, они переживают не так, как Карл Лагерфельд, который завещал своей бирманской кошке Шупетт несколько сотен миллионов долларов, но точно не желают своим питомцам остаться в одиночестве. Не думаю, что мы способны помочь животному пережить горе.
А что вы скажете владельцу любимого питомца, который только что потерял собаку или кошку? Избитые фразы соболезнований звучат одинаково неискренне. Я всегда относился с долей сомнения к модели, описанной Элизабет Кюблер-Росс, и ее пяти стадиям горя (отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие)[78]. Не думаю, что это применимо и к смерти животных. Как правило, мы не отрицаем их смерть и не впадаем в гнев. Нам не о чем торговаться. Депрессия понятна, если это синоним печали, а если речь о принятии – разве у нас есть выбор? Не вижу ничего гениального в этой классификации.
То, как вы оплакиваете любимца и как вместе с ним радуетесь жизни, – это только ваше личное дело. Никто не может указать вам, что делать. Не существует «правильного» способа пережить горе: это глубоко личный процесс. Возможно, окружающие сочтут ваше «острое горе» преувеличенным. Пусть так и считают. Или подумают, что у вас это пройдет через несколько недель. Пусть. Их это не касается. Это ваше личное. Десять лет я учился психоанализу, и для меня очевидно только одно: в вопросах любви нет экспертов и, добавлю, в вопросах скорби тоже.
Горе осложняется еще и тем, что многим из нас приходится усыплять кошку или собаку. Я уже говорил об этом в предыдущих главах и лишь напомню, что это тяжелое решение. Даже если все говорит о том, что выбора нет (животное сильно страдает, нет шансов на излечение, смерть неизбежна в ближайшее время), человека гложет огромное чувство вины. И здесь я соглашусь с Элизабет Кюблер-Росс: нельзя отрицать это чувство. Но, прокручивая в голове произошедшие события, многие считают, что ошиблись и что можно было найти другое решение. И от этого чувство вины становится еще тяжелее. Так что серьезно подумайте, прежде чем усыплять своего питомца. Поставьте себя на его место (если так будет легче) и спросите: чего я хочу – прекратить страдания или сделать хоть что-нибудь, чтобы мне полегчало и я еще немного побыл с семьей?
Я рассказывал о крысах, к которым сильно привязались оба моих сына. Одну мы назвали Ора, вторую – Киа, чтобы получилось «кia ora», или «привет» на маори. Мы выпускали Ору побегать по дому, и она часто пробиралась в спальню, где, как нам казалось, ей ничто не угрожало. Особенно коты. Однажды Ора пропала, и все мы очень расстроились. В один из вечеров мы с Лейлой читали, лежа в постели, и вдруг почувствовали, как кто-то легонько тянет простыню: в нашу постель залезла Ора. Но прежде чем мы успели что-либо сделать, Мегала, наш бенгальский кот, одним молниеносным движением вонзил когти ей в брюхо, и, хотя мы тут же пришли Оре на помощь, она умерла мгновенно. Мы оказались перед сложным выбором: сохранить обстоятельства смерти Оры в тайне или сказать мальчикам правду, чтобы они больше ее не ждали. При этом мы понимали, что, возможно, они возненавидят Мегалу за его хищнические наклонности. В итоге решили утаить от мальчиков печальную судьбу их любимицы. Они надолго сникли, но нам не приходило в голову упрекать их за это.
