восторга. Четыре слона тащили ее, а Август Ираклий стоял, гордо подняв голову, увенчанную расшитой камнями диадемой. Слонов потом отведут в Большой Цирк, где они будут потешать публику на играх, которые дадут в честь победы.
Процессия растянулась от Золотых ворот и почти до самой площади Августеон. Кого только не увидели в тот день жители Константинополя. Тут были и императорские рабы, несущие в руках тысячи блюд, заполненные серебром и золотом. Шли тут и разряженные персидские пленники из знатнейших родов. Они были лишены воинских поясов, и были связаны, словно беглые рабы. Их было много, очень много. Кто-то вымолит себе прощение и будет отпущен, кто-то заплатит за свою свободу немалый выкуп. А кто-то, особенно ненавистный, будет искалечен и сгниет в ссылке или на рудниках. Император не забыл, как были казнены его послы, посланные к шахиншаху Хосрову.
А вот императрица Мартина в триумфе участвовать не стала. Она взвесила все за и против, и осталась в тени великого мужа. Пусть он один искупается в лучах славы. Ей будет этого достаточно. Она слишком умна, чтобы еще и в этот день раздражать люто ненавидящий ее плебс. Ей вполне хватает той тени, в которой она может спрятаться от невзгод, как хватает и власти, которой у нее было предостаточно. И, пока простонародье наслаждалось празднествами, раздачей еды и скачками, она оставила своих детей на попечении нянек и стражников из варангов. У нее были дела поважнее, она принимала по одному верных ей людей, среди которых был и доместик Стефан.
— Я слышала, что Александр не стал привлекать тебя к своей новой затее в Галлии, — сказала она, когда прошли положенные приветствия и славословия ее красоте и мудрости.
— Да, кирия, — склонил голову Стефан. — Сиятельный патрикий, к моему прискорбию, считает, что скромные успехи вашего слуги умаляют его достоинство.
— Эпарх доложил мне, что торговля Константинополя находится в цветущем состоянии, — задумчиво ответила Мартина, — ремесленники благословляют новый торговый путь.
— Несомненно, госпожа, — подтвердил Стефан. — Они теперь получают куда больше заказов. Да и серебра приходит из тех земель огромное количество.
— Но мне поступают жалобы, — продолжила императрица, — что торговый дом архонта склавинов разоряет кое-кого из наших купцов. Ведь он не платит налог на торговлю, коммеркий, и ввозные пошлины не платит тоже. Это может создать проблемы.
— Кого волнуют вопли лавочников, кирия — хладнокровно ответил Стефан, — когда наши города во Фракии оживают. Сердика, Адрианополь, Филиппополь избавлены от набега склавинов. Дикари ушли на север и юг, а тех, кто не послушал, всадники угнали на поселение за Дунай. Разве это не чудо? Со времен императора Юстина на дорогах не было так спокойно. В те земли возвращаются крестьяне, и через несколько лет они тоже будут платить подати.
— Да, — усмехнулась Мартина. — Спокойствие наших дорог обеспечивают авары. Кто бы сказал мне об этом лет пять назад, я бы не поверила. Есть еще кое-что, Стефан. Куропалату Феодору доложили о твоих махинациях с землей и домами во время осады. Тебя обвиняют во всех грехах, чуть ли не в колдовстве и сговоре с врагом.
— Каган снял осаду, чтобы я мог заработать пару лишних золотых, кирия? — все так же хладнокровно ответил Стефан. — И он был так любезен, что потом дал отрезать себе голову! Тогда, может быть, мне вступить в сговор еще с кем-нибудь из врагов Империи? Обещаю, я постараюсь заработать совсем немного. Ровно столько, чтобы завистники захлебнулись слюной от зависти, и ни медным нуммием больше.
— Ну, ты и наглец все-таки, — расхохоталась Мартина. — Меня еще никто так не веселил. Я ведь сказала Феодору, что ты выкрутишься. Он давно порывается допросить тебя с пристрастием, его что-то беспокоит в тебе. Особенно тот спор на пятьдесят тысяч солидов. Ему кажется, что ты просто ловкий плут, и обвел его вокруг пальца. А, насколько я знаю брата императора, все, кто имеет наглость ему соврать, долго и вдумчиво беседуют с палачом.
— Так вот почему он играет со мной в шахматы! — задумался Стефан. — А я-то, наивный, думал…
— Он изучает тебя, — кивнула императрица. — И если всплывет еще что-нибудь…, -она пристально посмотрела на евнуха холодным змеиным взглядом. — Например, у тебя появятся деньги, происхождение которых трудно будут объяснить, или ты будешь замешан в какие-нибудь дела со склавинами… Тут даже мне будет нелегко тебя защитить. Ты оттоптал много ног, а у сосланных твоими стараниями Косьмы и Анастасия осталось немало родни и друзей. Помни об этом.
— Мне тоже доносят слухи, что под меня копают, и я боюсь, что это бросит тень на ваше царственное имя, — пристально посмотрел на госпожу Стефан. — Может быть, мне уехать из столицы на время, кирия?
— Конечно, — кивнула головой императрица. — Ты присоединишься к посольству, которое поедет к тюркам, к тем из них, которые прозываются хазарами. Как-никак, дочь императора обещана в жены племяннику их кагана. Ты уезжаешь через три недели, Стефан. Постарайся не умереть за это время, или того хуже, попасть на допрос к куропалату Феодору.
Глава 13
Днем позже. Апрель 629 года. Шалон-на-Соне. Бургундия.
Шалон-на-Соне, жемчужина Бургундии, был окружен процветающими виллами и монастырями. Церкви богатели с каждым годом, а их владения прирастали пашнями, виноградниками и всякими промыслами. Виллы знати не уступали по богатству монастырям и часто после смерти владельца они отходили церкви по завещанию. Эти места не знали войны почти сотню лет, и плодороднейшие земли напоминали райский сад. Горожане тут были зажиточны, не чета какой-нибудь нищей Нейстрии или Тюрингии, глухому словенскому пограничью. Здесь до сегодняшнего дня жили спокойно, и только налоги были неизбежным привычным злом, точно так же как оспа, чума и заморозки весной, от которых облетали цветы на яблонях.
Город не ждал врага и был взят штурмом за час. Шалон попросту не был готов к обороне, да и оборонять его было почти некому. Когда армия короля Хлотаря разбежалась, рассеянная тяжелой конницей, жители остались один на один с гуннами, о которых они слышали только страшные сказки, рассказанные в далеком детстве. Стражников на стенах перестреляли из луков в мгновение ока, а городские ворота попросту разнесли топорами. Все это случилось так быстро, что несчастные горожане и понять-то ничего не успели, а по улицам уже поскакали жуткие раскосые всадники, которые с хохотом рубили и били булавами всех встречных. Они вламывались в дома, вытаскивая из них все ценное, а над городом разнесся женский плач, который слился в совершенно жуткий тоскливый вой, от которого волосы шевелились на голове.
Молодой король Хильдеберт вместе
