худшим периодом в моей жизни. Если не считать семи дней в той гибернационной капсуле, конечно. Но это нельзя сравнивать, в капсуле я был уже взрослым и сильным, а тогда — совсем мелким в огромном мире, где на каждом шагу поджидала опасность.
Маленькому метаморфу очень сложно выжить в мире, где каждый встречный может оказаться другим голодным метаморфом. Нередко мы жрем друг друга, а что делать? Животных поглощать не так интересно — у них разума нет. А вот познать воспоминания другого разумного существа — это совсем другое. Да и к Бессмертию приближает.
И все-таки я выжил. И тогда в капсуле мне несказанно повезло, что тот занудный старик меня вытащил. Не значит ли это, что мне уготована участь Бессмертного? Словно сама судьба ведет меня к этому. Хотя какая еще судьба? Я в нее не верю. Мы сами кузнецы своей судьбы!
Помню, как мне приходилось жить впроголодь и перебиваться всякой мелочью. Поначалу всяких шерстистых куропаток жрал, потом хрюческих тюк, и все время прятался. Боялся, что наткнусь на другого метаморфа. Из слов родителя я знал, что побеждает сильнейший, и, чтобы стать сильнейшим, нужно как можно больше жрать и метаморфировать. Вот я и старался. Из шкуры вон лез, лишь бы выжить.
Про Бессмертие я тогда еще не знал. Это знание я получил только сильно позже, когда подрос и на краснопятного оленя бросился. Только для людей существует такое понятие, как яд, для нас же все, что органика, то и еда. Ну вот, тот краснопятный олень возьми да метаморфируй. Ух, какая борьба завязалась! Как сейчас помню. Это ведь была моя первая встреча с себе подобным после смерти родителя.
Ну, я тогда и испугался. Шипел, извивался, грыз его зубами из всех частей тела. Да что там! Я так неистово метаморфировал, что за раз сжег несколько килограмм собственной массы! Он, конечно, тоже не отставал, только вот я сильнее оказался. До сих пор ума не приложу как, он-то покрупнее меня был. Как сейчас помню: щупальца — во! Морда — во! Только вот что такое масса против Искусства? Я-то быстрее метаморфировал, вот и победил.
Ну да, я отчаянный. И через столько лишений прошел — это я позже понял, когда поглотил его окончательно. Из его воспоминаний понял, как легко он жил по сравнению со мной — всю юность под родительской опекой. А о Бессмертии он от родителя и узнал. Мой же столь многому обучить меня не успел. А жаль. Мы могли бы до сих пор быть с ним вместе. Почему бы и нет? Некоторые метаморфы так и дружат всю жизнь.
Дружить всю жизнь. Да, это было бы чудесно. Я опять взглянул на своего ребеночка: он уже начал выпускать маленькие псевдоподийки! И такие миленькие! Мой малыш. Я-то его никогда не брошу и не обижу. И другим обижать не позволю! Он будет со мной всегда, всю жизнь! Если захочет, конечно.
Когда был жив мой родитель, мы с ним часто просто лежали рядом, держась щупальцами, и смотрели на звезды. Ну, или прятались от дождя в норах или пещерах, прислонившись боками друг к другу и чувствуя тепло. Старые добрые времена.
Когда-нибудь мы с моим ребеночком тоже так будем чувствовать тепло друг друга и знать, что у каждого из нас есть тот, кто защитит, не даст в обиду, позаботится. Эх, как же мне этого не хватало. Ну теперь-то у меня есть шанс все изменить! На этот раз я никому не позволю отнять у меня родное существо!
Я вынул глаз из дырки и пополз обратно к люку. Открыв его с помощью кислоты, проскользнул в систему вентиляции. После чего направился к вентиляционному люку в центре управления. Как хорошо, что он тут недалеко.
Уже перед самим люком я выглянул глазиком на стебельке между «жалюзей» люка и осмотрел центр управления — пусто. Быстро просочившись между жалюзей, я сполз вниз и, плюхнувшись на землю, высоко поднял сразу четыре глаза на стебельках. Обозревая местность на триста шестьдесят градусов, пополз в сторону компьютера.
Из памяти главного механика Глеба я хорошо знал все внутреннее строение местной электроники, поэтому с легкостью отвинтил железный щиток. Как? Да просто! Видоизменил конец щупальца в подобие гаечного ключа, или как там у людишек называются эти штуки? Ну такие, которыми можно отвинчивать всякие там гайки и шурупы.
Спустя несколько минут я был уже внутри главного компьютера. Этой дурацкой Эльзы. Ну и подкорректировал там кое-что. Все! Теперь та мерзкая электронная тетка больше никогда мне не помешает! И видеонаблюдения больше не будет. Хе-хе!
15 — Костры войны (Михей)
Мученичество, конечно, прекрасная вещь, но у нас дела, которые надо успеть сделать.
© «Страсти по Лейбовицу» Уолтер Майкл Миллер
Монастырь располагался в полудне пути от нашей слободы. Да и то токмо коли ехать туды рысью. У меня самого лошадей-то нет. Йванко Курносый меня подвозил на своей повозке. Погода выдалась та еще: с самого утра еще вродя ничаго, а как отъехали от слободы, начало мести так, что аж подвивало. Я хоть и укутывался в тулупчик, но все равно до костей пробирало. И туман. Впереди широкий круп коня видать, высокую холку — тоже, и даже витые рога за нею, а далее — хоть глаз выколи. И метет.
— Заплутаем, — пожаловался я.
— Не заплутаем! — возразил Йванко Курносый. — Гнедок-то мой дорогу ведает, чай, каждую луну ездим, а бывает и чаще.
Гнедок, может, и ведает, токмо ему и самому не любо. Вон как фыркает да храпит. Несколько раз даже пытался в родную слободу воротиться, но Йванко разве позволит? Ничего бедолаге не оставалось, окромя как вперед переться, супротив метели. Хотя что ему? У него шерсть вон какая, ажно до самых копыт. Не то что у меня. Ему-то, может, и ничего, не замерзнет.
— Коли заплутаем, насмерть в такую метелицу замерзнем, — опять попытался вразумить его я. — Незнамо, найдут ли нас окочуренных, али зверь какой порвет.
— Не заплутаем! — возразил Йванко и погнал Гнедка пуще прежнего.
Ехали мы так незнамо сколько, я все укутывался да по сторонам опасливо поглядывал — чего доброго еще зверь какой кинется. Мало ли ихнего брата туточки? Хотя куды там. В такую погоду нормальные звери по норам сидят.
Посматривал я все на Йванка — и хочется же ему в метель переться? А он и правда курносый, нос на пятачок похожий, и из-под шапки
