вытащить оттуда Гоггинса", - говорил один голос.
"Вас понял, сэр. Гоггинс садится", - прохрипел другой голос. Через некоторое время Кенни снова услышал стрекот рации. "О нет, Гоггинс снова на бревне. Повторяю, Гоггинс снова на бревне!"
Кенни любил рассказывать эту историю. При росте 170 фунтов он был меньше меня и не входил в команду нашей лодки, но я знал, что ему можно доверять. На самом деле, для этой работы не было никого лучше. Во время занятий в классе 231 Кенни поручили следить за чистотой и порядком в кабинете инструкторов, что означало, что у него был доступ. В ту ночь он на цыпочках проник на вражескую территорию, освободил расписание из папки, сделал копию и вернул его на место, пока никто не догадался о его пропаже. Так мы одержали первую победу еще до того, как началась самая большая игра разума в нашей жизни.
Конечно, знать, что что-то грядет, - это лишь малая часть битвы. Потому что пытка есть пытка, а на адской неделе единственный способ ее преодолеть - пройти через нее. Взглядом или несколькими словами я следил за тем, чтобы наши ребята всегда были начеку. Когда мы стояли на берегу, держа лодку над головой, или бегали по песку, мы выкладывались по полной, а во время пыток прибоем я напевал самую грустную и эпичную песню из "Взвода", пока мы плыли в Тихий океан.
Я всегда находил вдохновение в кино. Рокки" помог мне осуществить мою мечту - получить приглашение на тренировку "морских котиков", а "Взвод" помог мне и моей команде найти в себе силы в темные ночи Адской недели, когда инструкторы издевались над нашей болью, говорили нам, как нам жаль, и снова и снова отправляли нас в прибой с головой. Adagio for Strings была партитурой к одной из моих любимых сцен во "Взводе", и, когда нас окутывал леденящий душу туман, я раскинул руки, как Элиас, когда его расстреливали вьетконговцы, и пел во весь голос. Мы все вместе смотрели этот фильм во время Первой фазы, и моя выходка имела двойной эффект - раздражала инструкторов и заводила мою команду. Нахождение моментов смеха среди боли и бреда перевернуло для нас весь мелодраматический опыт. Это давало нам возможность контролировать свои эмоции. Опять же, все это было игрой разума, и я не собирался проигрывать.
Но самыми важными играми внутри игры были гонки, которые инструкторы устраивали между экипажами лодок. Все в BUD/S было соревнованием. Мы гоняли лодки и бревна вверх и вниз по пляжу. У нас были гонки на веслах, и мы даже проходили дистанцию O-Course, перенося бревно или лодку между препятствиями. Мы переносили их, балансируя на узких балках, по крутящимся бревнам и по веревочным мостам. Мы перебрасывали их через высокую стену и бросали у подножия грузовой сетки высотой тридцать футов, пока карабкались вверх и вверх по этой дурацкой штуке. Победившую команду почти всегда награждали отдыхом, а проигравшие получали дополнительные побои от Психо Пита. Им приказывали отжиматься и приседать на мокром песке, а затем делать спринты по насыпи, их тела дрожали от усталости, и это было похоже на провал, который был еще более провальным. Псих тоже дал им это понять. Он смеялся им в лицо, охотясь на сдавшихся.
"Ты просто жалок", - сказал он. "Надеюсь, ты уволишься, потому что, если тебя пустят на поле, ты нас всех убьешь!"
Наблюдение за тем, как он ругает моих одноклассников, вызывало у меня двойственные чувства. Я не возражал против того, чтобы он выполнял свою работу, но он был задирой, а я никогда не любил задир. С тех пор как я вернулся в BUD/S, он стал приставать ко мне, и с самого начала я решил, что покажу ему, что он не может до меня добраться. В перерывах между пытками серфингом, когда большинство парней стоят как можно ближе друг к другу, чтобы передать тепло от тела к телу, я стоял в стороне. Все остальные дрожали. Я даже не дергался, и я видел, как сильно это его беспокоит.
Во время Адской недели
Единственная роскошь, которую мы имели во время Адской недели, - это еда. Мы ели как короли. Омлеты, жареная курица с картофелем, стейк, горячий суп, макароны с мясным соусом, всевозможные фрукты, пирожные, газировка, кофе и многое другое. Загвоздка в том, что мы должны были пробежать милю туда и обратно с 200-фунтовой лодкой на голове. Я всегда уходил из столовой с бутербродом с арахисовым маслом, засунутым в мокрый и песчаный карман, чтобы пожевать его на пляже, когда инструкторы не смотрят. Однажды после обеда Псих решил дать нам чуть больше мили. На отметке в четверть мили, когда он прибавил темп, стало ясно, что он не собирается вести нас прямо обратно в Гриндер.
"Вам, ребята, лучше не отставать!" - крикнул он, когда одна команда лодки отступила назад. Я проверил своих ребят.
"Мы будем держаться прямо за этим парнем! К черту его!"
"Вас понял, - сказал Фрик Браун. Верный своему слову, он был со мной на передней части лодки - на двух самых тяжелых точках - с вечера воскресенья и становился только сильнее.
Псих растянул нас на мягком песке более чем на четыре мили. Он изо всех сил старался потерять и нас, но мы были его тенью. Он менял темп. То он бежал спринтерским шагом, то приседал, широко расставив ноги, хватался за промежность и делал "слоновью походку", то бежал трусцой, а потом снова переходил на спринтерский бег по пляжу. К тому времени ближайшая лодка отстала на четверть мили, но мы уже наступали ему на пятки. Мы подражали каждому его шагу и не позволяли нашему хулигану получить хоть какое-то удовлетворение за наш счет. Может, он и выкурил всех остальных, но не экипаж лодки №2!
Адская неделя - это дьявольская опера, которая разворачивается как крещендо, достигая пика мучений в среду и не прекращаясь до тех пор, пока в пятницу днем не объявят об окончании. К среде мы все были разбиты, и каждый дюйм нашего тела был натерт. Все наше тело представляло собой одну большую малину, сочащуюся гноем и кровью. Мысленно мы были зомби. Инструкторы заставляли нас делать простые подъемы лодки, а мы все тащились. Даже моя команда едва могла поднять эту лодку. Тем временем Псих, СБГ и другие инструкторы внимательно следили за нами, выискивая
