Но Кире было все равно, она бралась за любую подработку. Только сентябрь, как всегда, был для нее неприбыльным, оттого и ехать в другой конец города было накладно.
Она снова взялась за конспекты и учебники, заставляя себя отвлечься от серых мыслей.
Шурки не было, та опять где-то встречалась с Семячковым и домой приходила глубоко за полночь.
Было прохладно, отопление еще не включили. Кира, закутавшись в одеяло незаметно для себя уснула. Разбудил ее стук в дверь. Именно стук, а не звонок.
На пороге стоял мальчишка лет десяти, в потрепанной курточке, с перепачканными в пыли ладонями. Кажется, она его часто видела за двором на футбольной площадке. Тот мялся и что-то прятал за спиной.
— Здрасте.
— Здравствуй! А ты к кому?
— Я к Стрельневой Кире, позовите, пожалуйста!
— Это я, говори, что у тебя ко мне за вопрос?
— У меня это, не вопрос. Мне дяденька какой-то в форме письмо передал. Денежку дал, попросил по адресу доставить, вам то есть.
Мальчишка протянул чистый белый конверт, всунул его в руки обескураженной Кире и был таков.
Его шаги, быстрые и точные, отдавались набатом в ушах. Руки задрожали.
Кира, глядя на конверт, поняла сразу, ничего хорошего…
Она на ватных ногах прошла в прихожую и села на тумбочку. Разорвала конверт, вытащила неровно оторванный тетрадный лист, исписанный мелким корявым почерком.
"Здравствуйте, Кира!
Прошу простить, что смалодушничал и не отдал вам письмо в руки. Меня зовут Марк, я работал вместе с Глебом.
Мне трудно писать, а тем более я не смог бы сказать вам все лично. Глеб очень много о вас говорил, и мы заранее дали друг другу обещание, что если вдруг что-то произойдёт, то обязуемся сообщить родным.
Простите меня за то, что услышите. Глеб погиб. Нас отправили в соседнее поселение для оказания медицинской помощи. Было вечернее время, сильный дождь, и мы даже не ожидали, что там будет засада. Машина попала под обстрел, у Глеба было пулевое ранение в сердце.
Ранение сквозное, сразу обширное кровотечение. В нас продолжали стрелять, но несмотря на это я попытался вытащить его из машины. Водитель был ранен в руку и помочь мне не мог. Уже лежа на земле я понял, что спасти товарища мне не удастся. Мы с водителем ползком скрылись в кустах, потом долго бежали. Нам удалось выбраться из этой переделки.
Уже днем, когда наши ребята вернулись на место обстрела, тела Глеба уже не обнаружили, только сгоревшую дотла машину.
Кира, я обязан вам это был сообщить. Так мы условились. Матери Глеба придет похоронка, но когда, я не знаю. Надежды на то, что скоро найдут тело, нет никакой.
Глеб велел передать, что очень вас любит, и хочет, чтобы вы жили …"
Кира не дочитала. Было достаточно, чтобы умереть здесь и сейчас. Она с глухими рыданиями сползла на пол и свернулась калачиком возле порога.
Боль, всепоглощающая и черная, как ночь, окутала Киру, разрывая сердце на части, ломая и отключая сознание.
29
Она очнулась на кровати. Рядом хлопотала Шурка, прикладывая холодные компрессы на лоб, вливая в Кирин рот горячий сладкий чай. В комнате воняло нашатырем, безнадегой, отчаянием. Кира вновь закрыла глаза. Возвращаться в жестокую реальность не хотелось.
— Ну, Кирочка, — с дрожью в голосе ворковала Шура, — не надо, не закрывай глаза!
Кира махнула рукой, одновременно цепляя нагревшееся на лбу полотенце.
— Что с тобой произошло? Я вернулась, ты лежишь, горишь вся. Где тебя так продуло?
Кира попыталась что-то произнести, но не смогла. Голос словно исчез, в груди засела невыносимая боль и слезы стояли в глазах пеленой. Замотала головой. Как сказать что-то Шурке, объяснить свое состояние, если самой ни во что не верится. Может ей все это приснилось, от жара, в бреду? Кира протянула руку, в кармане большой вязаной кофты, которая на ней была надета, захрустел измятый лист.
Она, сделав над собой усилие, сжала бумагу и протянула Шурке.
Шурка недоуменно посмотрела на Киру, затем на письмо, но все же взяла, отошла в сторону и начала читать.
Потом осела на пол.
— Господи, не верится даже! Царство небесное, Глебка! Что же ты так … Кира! А как же Вера Николаевна теперь? У нее ведь, кроме Глеба, никого не осталось, — запричитала Шурка, разрыдавшись. — Жалко ведь как ее! Узнает, не переживет!
В ответ Кира смогла лишь кивнуть. Мысли, хоть и барахтались в вязком полубессознательном тумане, но то, что для Веры Николаевны эта весть может стать губительной, она и сама понимала.
— Может быть к лучшему, что пока она ничего не узнает? Он ведь теперь будет считаться пропавшим без вести, да?
Губы задрожали и Кира вновь разрыдалась, а потом захрипела, чувствуя, как боль расползается от груди к шее, а потом прошивает позвоночник. Выгнулась, закричала. Шурка бросила лист на пол, схватила Кирины руки, рвущие одеяло, навалилась на нее всем телом, прижав к кровати.
— Тише, Кирка, милая, тише! Я с тобой, я рядом! Мы вместе переживем это горе! Его ведь уже не вернешь!
А Кира вновь потеряла сознание, отказываясь верить в происходящее, отказываясь верить в Шуркины жестокие слова.
На следующий день Шурка всё-таки вызвала скорую. Из-за высокой температуры и отекшего горла поставили ОРВИ, дали больничный. Прописали лекарства. Подруга сбегала в аптеку, купила все, что нужно, сама ставила Кире уколы. Даже в этот день на занятия не пошла, заботилась о больной.
Письмо она убрала от греха подальше, спрятала в шифоньер. В обед позвонила куда-то, сказала, что не придет. Осталась дома. Ходила, вздыхала, иногда плакала. Старалась больше не говорить о том, что произошло, но всей душой сопереживала Кире.
На следующий день позвонила мать Глеба.
Кира ответила на звонок, но разговаривать могла с трудом — горло болело нещадно, и голос был хриплым и еле слышным.
— Кирочка, ты разболелась! Милая, как же так! — разволновалась Вера Николаевна. — Лечись, выздоравливай! За меня не переживай, мне уже легче. Представляешь, вчера принесли мне букет белых, моих любимых роз. Спросила от кого, сказали, что Марк, Глебкин друг приезжал, передал подарок от сына. Жаль, что не увиделась с парнем! Но так приятно. И тебе привет передавали, я уверена, но с этим Марком я ведь не поговорила!
Кира всхлипнула, но зажала рот рукой. Нельзя.
— Спасибо, — просипела в трубку, собравшись с силами.
— Ой, Кирочка! Как же тебе тяжело разговаривать с больным горлышком! Лечись хорошенько, горячий чай с медом! Ну не буду тебя беспокоить, отдыхай. Звони, как
