Вера Васильевна!.. Да неужто вы это меня!.. Батюшки… Вера Васильевна, вы и вдруг меня…
А после того, как праздничный вечер закончился, Иван Иванович пошел провожать Веру Васильевну. Он чувствовал себя уже совершенно раскованным, без умолку шутил и смеялся и потом, улучив случай, так, чтобы Вера Васильевна не заметила, выбросил бумажку с заявкой-приглашением в урну.
Отпуск
— Ну, вот мы и вместе! — сказала Вера Сергеевна, когда все вещи были выгружены и перенесены на дачу.
— Воздух-то какой! Красота! И завтра на работу идти не надо. Целый месяц баклуши бить!
Она подошла к мужу и обняла его за шею.
— Но главное — мы вдвоем. И ты больше не будешь с утра до вечера пропадать на своей стройке. Не будет этих бесконечных звонков из треста. Этих противных смет, процентовок, бригадных подрядов и… не знаю что там у вас еще… Ты рад, милый?
— Угу, — сказал Михаил Иванович и чмокнул жену…Прошло три дня. Вера Сергеевна сидела в шезлонге с книгой в руках, Михаил Иванович, засунув руки в карманы, хмуро расхаживал по лужайке перед домом.
— Может, ты тоже почитаешь? — спросила Вера Сергеевна.
— Читал уже.
— Сходи на речку, искупайся.
— Купался.
— Пойди в лес, погуляй.
Михаил Иванович покорно принялся надевать сандалеты.
— Только через полчасика приходи, обедать будем.
— Угу, — сказал Михаил Иванович и стукнул калиткой.
Лес был как лес. Щебетали птицы, порхали бабочки, над ухом Михаила Ивановича с жужжанием электробритвы пролетел жук.
Михаил Иванович присел на пенек и немножко посидел. Он уже собрался встать и идти домой обедать, как взгляд его приметил муравья, тащившего сухую травинку.
Михаил Иванович опустился на корточки.
«Поди ж ты, шустрый какой! Куда это он потащил? Ба! Да здесь целая стройка. Интересно, что это они строят. Ишь, суетятся. Ну да, сегодня же 22-е, квартал кончается. А этот куда побежал? Деловой! Снабженец, наверное. Неужели и муравьев тоже подводят подрядчики?* — подумал Михаил Иванович и усмехнулся.
Напрасно Вера Сергеевна ждала мужа к обеду. Прошел час, другой. Не на шутку разволновавшись, она отправилась на поиски. Изрядно проплутав, она пес-таки вышла на его светлую рубашку.
— Михаил! Как это, черт возьми, называется? Что случилось?
— Все в порядке, Верочка!.. — весело сказал Михаил Иванович, вставая в полный рост и отряхивая колени. — Нулевой цикл уже завершаем!
За обедом Михаил Иванович был очень возбужден и все рассказывал:
— А работают, как черти! Понимаешь, без перекусе. Особенно там один рыжий старается. Я б его к нам взял с удовольствием. Компот, Веруся, не буду. — и с этими словами Михаил Иванович опять убежал на стройку.
Теперь мужа Вера Сергеевна видела лишь изредка.
— Ты бы хоть немного со мной побыл, — однажды пожаловалась она.
— Вот сдадим объект, тогда отходить от тебя не буду, — пообещал Михаил Иванович.
Но окончание муравейника совпало с концом отпуска.
В город Михаил Иванович возвращался помолодевший, в самом приподнятом настроении, в общем, было видно, что отдохнул. В первое рабочее утро он вызвал к себе старшего прораба Васильчикова, выслушал деловые новости, потом залез в стол и вытащил оттуда книгу в бумажном переплете и вручил ее Васильчикову.
— Вот, Петрович, возьми почитай на досуге.
— «Жизнь муравьев», — прочитал прораб название и растерянно повертел книгу в руках.
— Возьми-возьми, не пожалеешь. Есть чему поучиться нам, людям, у них.
Прораб вышел из комнаты, еще раз взглянул на книгу и глубоко вздохнул.
Один билет в театр
Билет был в единственном числе, поэтому его никто не хотел брать. Нынче нет охотников в одиночку в театр ходить. И тогда билет предложили Ивану Михайловичу. Дело было на работе. Иван Михайлович — человек пожилой, бессемейный. Он повертел билет в пальцах, повертел — и полез в карман за деньгами. А так, может, еще сто лет в театр не выбрался бы.
Собираясь в театр, Иван Михайлович вдруг вспомнил, что у него бинокль имеется. От деда достался, большой, черный, — адмиральский. Иван Михайлович его взял и не пожалел. Еще спектакль не начинался, а уж Иван Михайлович все рассматривал. Люстру, занавес, зрителей, музыкантов… Он хорошо видел, как виолончелист что-то рассказывает барабанщику и тот смеется. Кажется, руку протяни — и дотронешься до его плеча, а на самом деле далеко.
Занавес поднялся, и началось. Пьеса была музыкальная и про любовь. Одна женщина любила человека, который ее не любил. Он любил другую женщину, а та, в свою очередь, любила не его, а кого-то еще. Вот-вот это должно было выясниться. Тут Иван Михайлович почувствовал прикосновение к руке и повернул голову.
— Извините, пожалуйста, — зашептала ему на ухо зрительница, сидевшая рядом. — вы не дадите мне на минуточку бинокль, взглянуть только…
— Пожалуйста, пожалуйста! — прошептал Иван Михайлович.
— Ой, тяжелый! — шепотом воскликнула зрительница.
— Морской! — шепотом ответил Иван Михайлович.
Актеры на сцене продолжали тем временем безответно любить друг друга, мучиться и петь. Но Иван Михайлович не терял надежды, что каждый из них найдет свое человеческое счастье.
— Снова извините! — зашептала зрительница, сидевшая рядом. — Можно, я ваш бинокль мужу дам?
— Конечно, конечно! — шепнул Иван Михайлович. Накал чувств на сцене, казалось, достиг предела. Но до взаимности, видно, было еще далеко.
— Товарищ, а товарищ! — услышал Иван Михайлович. — Теперь сосед мужа просит посмотреть в ваш бинокль. А муж без вашего позволения не решается дать…
— Пусть смотрит о чем разговор! — ответил Иван Михайлович.
Надо сказать, кое-какие положительные сдвиги там у них по ходу пьесы все-таки намечались. Один из героев начинал уже благосклонно поглядывать на влюбленную в него героиню.
— Сосед мужа просит передать вам большое спасибо.
— Не за что! — ответил Иван Михайлович.
Ему было жалко артистов, хоть он и понимал, что это все понарошку, что они просто играют свои роли и когда сыграют, то разъедутся по домам пить чай.
— Ну просто анекдот с вашим биноклем! — засмеялись в ухо Ивану Михайловичу. — Соседу соседа моего мужа тоже захотелось. — Вы не будете возражать?
— На здоровье! — разрешил Иван Михайлович.
Через некоторое время бинокль перекочевал на один ряд вперед, потом еще на один. Он выныривал то справа, то слева, и Иван Михайлович, хозяин бинокля, чувствовал себя в театре почти таким же нужным и полезным человеком, как, например осветитель или механик сцены. Потом Иван Михайлович вертел головой, но бинокля г поле зрения не было.
— Да вон он, смотрите! — зашептала соседка.
— Где?
— Да вон, вон!
— Не вижу — говорил Иван Михайлович.
Соседка обернулась назад и сказала кому-то:
— Извините, можно у вас бинокль на минуточку? Смотрите, куда я показываю! — и она вручила Ивану Михайловичу чужой бинокль. Иван Михайлович,
