него, а затем обратно.
Чернила. Везде. Замысловатые изгибы и детальные рисунки покрывают каждый дюйм его груди, создавая прекрасное полотно. Мои руки скользят ниже, мои бедра сжимаются вокруг него, когда его пресс сжимается под моими прикосновениями, толстые, четко очерченные бугры становятся еще более интенсивными.
Прямо перед тем, как я доберусь туда, прежде чем я почувствую то, что, как я предполагаю, является самой шелковистой частью его, его костяшки пальцев касаются моего подбородка, и он медленно возвращает мой взгляд к своему.
И, Боже мой, эти глаза. Зрачки полностью расширены. Взгляд голодный.
Он так готов.
Хорошо, потому что я тоже.
Пользуясь новой свободой действий, я придвигаюсь ближе, прижимаясь грудью к его груди, позволяя ему почувствовать мои твердые соски через рубашку. Он рычит, толкает меня в спину, приближая меня еще ближе, и я задыхаюсь, форма его члена теперь идеально расположена напротив щели моей киски.
— Поцелуй меня, — выдыхаю я.
— Нет.
Мои глаза устремляются к нему.
— Не проси, — требует он. — Ты этого хочешь? — Одна темная бровь поднимается. — Возьми это. Тебе это нужно? Докажи это.
Он видит это, голод, поглощающий меня, и он продолжает, давая мне последний толчок, подавляя последние мои чувства.
— Ты хочешь меня? — Он почти рычит, дрожь пробегает по нему. — Покажи мне, блядь.
Медленная усмешка начинает растягиваться на моих губах, но она не проходит до конца, потому что я прижимаюсь своими губами к его губам, издавая глубокий стон в тот момент, когда его разгоряченные губы касаются моих. Его губы мягкие, но твердые, голодные и слегка потертые от жаркой среды, в которой он тренируется. Такой неожиданный и ловкий, такой жесткий и желанный. Алек.
Потому что он такой.
Он — грубые грани с гладким интерьером, темные дни с яркими ночами.
Он неправильный тип человека.
И прямо сейчас его рот самая чистая моя ясность.
Ничто никогда не казалось таким правильным, таким реальным и грубым. Этот человек мне незнаком, но его прикосновения кажется такими знакомыми.
Когда он рычит мне в рот, мое тело сотрясается от него, мои бедра двигаются сами по себе. Он отрывает свои губы от моих, его кулак находит волосы у основания корней, где он нежно тянет, его губы опускаются на мою шею, заставляя мои зубы впиться в мои собственные губы.
— Я надеюсь, ты знаешь, что ты только что сделала, — хрипит он, прежде чем прикусить мою кожу, а затем провести языком линию к моему уху. — Оукли последняя печать сломана. — Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
Я смотрю на него, слишком далеко зайдя, чтобы отрицать.
— Ты понимаешь это, верно?
Мои руки лениво скользят вверх по его груди, пока я не могу схватить его сзади за шею и притянуть к себе. Он позволяет это, позволяет мне подняться высоко. Его ноги поднимаются, сгибаясь в коленях, так что я втискиваюсь между его бедрами и туловищем. Я наклоняюсь вперед, впиваюсь зубами в его губу, прежде чем погрузить язык в его рот.
Он смеётся, хриплый, сексуальный звук, заставляет меня дрожать. Затем, через несколько секунд, я переворачиваюсь и лежу на спине, а Алек надо мной. Он смотрит на меня, на его губах играет слабая улыбка, такая слабая, что ее почти нет. Но она есть.
— Я так долго ждал этого вида.
Не в силах вымолвить ни слова, я смотрю ему в глаза, пока тянусь за подолом своей рубашки, покачиваюсь на матрасе, чтобы стянуть ее через голову. Его голова наклоняется, зеленые глаза сверкают, и он целует меня между грудей, его грубые руки сжимают их, когда он нежно массирует их.
Мой язык обводит мои губы, мои руки скользят вниз по его торсу, стягивают его боксеры, когда я добираюсь до пояса. Его член подпрыгивает, когда я это делаю, толкаясь в мой живот, заставляя мои мышцы напрячься.
— Я хочу тебя, — шепчу я, толкаясь в его грудь, так что он приподнимается достаточно, чтобы его стояк оказался на одном уровне с моим отверстием.
Он стонет, кусает мою кожу, бормочет мне:
— Я так долго ждал, чтобы услышать это.
Наконец, он поднимает голову и смотрит. Я знаю, что он делает. Ему интересно, что все это значит, интересно, участвую ли я в этом или мысли о другом витают во мне.
По правде говоря, я с ним во всём этом, а мыслей нет.
Я хочу этого, хочу, чтобы Алек был внутри меня, и если бы он не смотрел на меня с невысказанными вопросами в глазах, единственное, о чем я бы подумала, это почему он так долго. Не давая ему больше времени на раздумья, я кладу ноги плашмя на одеяло, насаживая свою киску на его член. Всхлип покидает меня в ту секунду, когда мое тело втягивает его в себя не потому, что это больно, а потому, что это ошеломляет. Ощутимо.
Этого недостаточно.
Его рука быстро опускается, чтобы сжать мою задницу, наклоняя ее вверх под наклоном, чтобы он мог полностью скользнуть внутрь. Мы оба стонем, глубоко и полно, когда наша плоть встречается в центре, его член теперь погружен в меня. Я развожу колени, и он погружается невероятно глубже. И я улетаю… С запахом его пота, смешанным с моим, весом его тела на мне, его неистовыми движениями и непрерывным рычанием, я кончаю долго, сильно и громко.
Подстегиваемый моими стонами без цензуры, тело Алека напрягается, его бедра набирают скорость. Я смотрю на его тело, когда он двигается, наблюдаю, как его мышцы становятся до нелепости напряженными, и чувствую, как он вытягивается почти до упора, чтобы врезаться полностью. Он кончает на рычащем выдохе, прижимаясь ко мне, затем выходит из меня, не говоря ни слова, он откатывается, шокируя меня, когда хватает простыню, которую мы сбросили с края кровати, и прикрывает наши обнаженные тела. Он грубо притягивает меня к себе обратно. Подтягивая мою левую ногу к своему телу, он скользит рукой по моему бедру, пока его открытая ладонь не оказывается на моей ягодице.
И затем он вздыхает, довольный.
Алек Дэниелс бесстрашный пожарный, номер один, которого когда-либо видела Академия Blackline, держится за меня. Этот сильный, пугающий мужчина удовлетворен, только что трахнув меня.
Меня охватывает незнакомое волнение. Я просто не могу понять, взволнована я или напугана. Потому что, если у одного брата Дэниелса была сила ранить меня, у другого должна быть сила сломать меня.
Глава 16
Оукли
Тыльные стороны моих рук скользят по подушке, опускаясь, чтобы лечь плашмя на прохладную простыню, моя спина слегка наклоняется. Теплые, фактурные руки скользят вверх по моему животу, и мои веки открываются, мгновенно
