Я надену ботинки, — бросил он матери, поспешно выходя из кухни. К облегчению Страйка, Адам последовал за своим старшим братом.
— Итак, почему ты здесь? — снова спросила Люси.
— Я бы предпочел поговорить, когда мальчики нас не слышат, — сказал Страйк.
— О Боже — ты заболел? — в панике спросила Люси.
— Нет, конечно, нет, — сказал Страйк. — Я просто…
Джек и Адам спешно вернулись на кухню, оба несли сапоги-веллингтоны.
— И плащи, мальчики, — сказала Люси, разрываясь между опасениями по поводу того, что Страйк собирался ей сказать, и потребностями своих сыновей.
Наконец, когда оба мальчика, накинув плащи, скрылись под дождем, Страйк прочистил горло.
— Хорошо, я хотел бы поговорить с тобой о деле, за которое я только что взялся.
— Ох, — сказала Люси, выглядевшая несколько успокоенной. — Зачем?
— Потому что, если мы добьемся успеха, на что сейчас мало шансов, но если мы добьемся, есть шанс, что об этом напишут в прессе. И если это случится, то есть небольшой шанс, что там будет что-то о нас — о тебе и обо мне. И это что-то может быть раскопано.
— Что, например? — спросила Люси слегка надтреснутым голосом. — Они уже все это знают, не так ли? Сын супергруппи. Печально известная тусовщица Леда Страйк.
— Это касается не только мамы, — сказал Страйк.
Он заметил, как Люси слегка напряглась. Она не называла Леду “мамой” с четырнадцати лет и в эти дни откровенно говорила о том, что считала своей настоящей матерью их покойную тетю, Джоан.
— Чего, тогда? — сказала Люси.
— Ну, — сказал Страйк, — меня наняли для расследования деятельности Всеобщей Гуманитарной Церкви.
— Ну и что?
— А то, что их штаб-квартира находится там, где раньше располагалась община Эйлмертон.
Люси откинулась на спинку стула, как будто слова произвели на нее физический удар, и выражение ее лица стало безучастным. Наконец, она сглотнула и сказала:
— Ох.
— Я был в адском шоке, когда понял, что именно с этого они начинали, — сказал Страйк. — Я узнал об этом только после того, как мы взялись за это дело и…
К его ужасу, Люси начала бесшумно плакать.
— Люс, — сказал он, протягивая руку, но она убрала свою со стола и обхватила себя руками. Это была гораздо худшая реакция, чем Страйк мог себе представить; он ожидал гнева и негодования из-за того, что снова подвергает ее сплетням у школьных ворот о ее неординарном прошлом.
— Господи, — сказал Страйк, — я не…
— Что не? — сказала Люси со злостью, по ее лицу текли слезы.
— Прости, — сказал Страйк. — У меня у самого был шок, когда я увидел…
Люси поднялась на ноги и, спотыкаясь, направилась в сторону, где на металлической подставке стоял кухонный рулон. Оторвав несколько салфеток, она вытерла лицо, глубоко вздохнула и сказала, явно пытаясь восстановить контроль над собой,
— Мне очень жаль. Я просто… я не ожидала…
Она окончательно сломалась. Страйк поднялся из-за стола и подошел к ней. Он ожидал, что она оттолкнет его, но она позволила ему обнять ее и притянуть к себе, так что она зарыдала у брата на груди. Они простояли так не более минуты, когда открылась входная дверь.
Люси сразу же оттолкнула Страйка, поспешно вытирая лицо. С фальшивым весельем она воскликнула,
— Как все прошло, Люк, ты выиграл?
— Да, — отозвался Люк из коридора, и Страйк заметил, что его голос сломался с тех пор, как он видел мальчика в последний раз. — Три-один. Они были жалкими.
— Фантастика! Если ты грязный, сразу иди в душ, — крикнула Люси и добавила. — Дядя Корм здесь.
Люк ничего не ответил на это, а сразу побежал наверх.
Теперь на кухню вошел зять Страйка, его спортивные штаны были влажными. Страйк предполагал, что он должен тренировать или руководить командой своего сына. Грег был сметчиком, к которому Страйк питал чувства, которые никогда не достигали уровня симпатии.
— Все в порядке? — спросил он, переходя от Страйка к Люси.
— Я только что говорила о Теде, — сказала Люси, чтобы объяснить свои покрасневшие глаза и румянец.
— Я говорил ей, что это вполне естественно, что он немного забывается, — пренебрежительно сказал Грег Страйку. — Сколько ему сейчас, восемьдесят с лишним лет?
— Семьдесят девять, — сказала Люси.
— Ну, это почти восемьдесят с лишним лет, не так ли? — сказал Грег, направляясь к буханке бананового хлеба.
— Проходи в гостиную, — сказала Люси Страйку, наливая чай. — Там мы все обсудим.
Грег, которому, очевидно, не хотелось говорить о самочувствии их дяди, не стал возражать против того, что его исключили из разговора.
Гостиная с ее бежевым гарнитуром из трех предметов не изменилась с тех пор, как Страйк был там в последний раз, за исключением того, что школьные фотографии его племянников были обновлены. Большая фотография дяди Теда и тети Джоан, датированная восьмидесятыми годами, стояла на почетном месте на полке. Страйк хорошо помнил, как выглядела эта пара: волосы Джоан на морском бризе были такими пышными, какими только мог их сделать лак для волос, и Тед, самый крупный и сильный член местной спасательной команды. Усевшись на диван, Страйк почувствовал, что ему следует повернуть картину лицом к стене, прежде чем вызывать воспоминания об общине Эйлмертон, ведь его тетя и дядя посвятили столько сил тому, чтобы попытаться защитить племянников, которых Леда бросила на них, а затем забирала так же непредсказуемо, как и все, что она делала.
Осторожно прикрыв дверь за остальными членами семьи, Люси села в кресло и поставила кружку с чаем на приставной столик.
— Мне очень жаль, — повторила она.
— Не извиняйся, — сказал Страйк. — Поверь мне, я знаю.
— Правда? — сказала она со странной ноткой в голосе.
— Это было чертовски ужасное место, — сказал Страйк. — Не думай, что я забыл.
— Кто-нибудь из тех, кто был в сообществе Эйлмертон, еще там?
— Только одна, насколько я знаю, — сказал Страйк. — Она утверждает, что была жертвой Кроутеров. Она замужем за главой церкви.
— Как ее зовут?
— Мазу, — сказал Страйк.
— О Боже, — сказала Люси и снова закрыла лицо руками.
Ужасные подозрения теперь терзали Страйка. Он считал, что ничего более серьезного, чем
