Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Прошлой ночью я к утру не чувствовала пальцев на ногах, так холодно было в комнате. Вам, мисс Адамсон, просто несказанно повезло, что в вашей комнате одно окно, а не два, как у меня, а не то бы вы тоже…
– Не стоит так налегать на ветчину, золотко, – Мамаша Бенни укоризненно поцокала языком и отодвинула блюдо подальше от Эффи, одновременно придвинув к ней коробку с диетическими крекерами.
Рукав её платья из тёмной шерстяной материи пополз вверх, обнажив запястье, и Оливии, сидевшей напротив гадалки, бросились в глаза синеватые отметины, выделявшиеся на бледной коже. Та, заметив её взгляд, мгновенно натянула ткань до самых кончиков пальцев и опустила руки на колени.
Громко, чтобы все слышали, миссис Сиверли отдала Элис приказание разжечь камин в гостиной и принести туда поднос с чайником и чашками. От перспективы согреться наконец у огня все оживились.
– А нельзя ли подать к чаю, миссис Сиверли, того чудесного печенья, что вы испекли сегодня днём? – заискивающе спросила Лавиния Бекхайм. – Вы просто мастерица! У меня никогда не получалось испечь печенье с такой хрустящей и румяной…
– Сожалею, мисс Бекхайм, но печенье предназначается для несчастных страдальцев, к которым жизнь вовсе не так благосклонна, как к нам с вами, – хозяйка пансиона строго пресекла комплименты её кулинарному мастерству, а после, немного смягчившись, добавила: – Весь секрет в том, чтобы использовать качественное сливочное масло. Только масло, никакого маргарина. Но не стоит забывать, что роскошь, – она обвела руками и стол, заставленный сероватым, «замытым» фарфором со скудным ужином, и не слишком чистую столовую со старомодной мебелью, освещённую тусклым светом настенных ламп, – доступна далеко не каждому. Многие, очень многие, мисс Бекхайм, не имеют в этот зимний вечер не то что сытного ужина и возможности согреться у огня, но даже и крыши над головой. Полагаю, нам всем стоит об этом поразмыслить, – и миссис Сиверли принялась за суп, довольная собой и своей маленькой проповедью.
Лавиния Бекхайм нервным движением тронула эмалевую булавку на воротнике лёгкой шелковой блузы. Сидя спиной к окну, она сильно озябла – шея так и вовсе заледенела, – но привитые в юности стандарты, которым истинная леди должна следовать в любой жизненной ситуации, не позволяли ей дрожать или вульгарно кутаться в шаль, как это делала простушка Эффи, не имевшая понятия о том, что дамам к ужину надлежит спускаться нарядными, а нытьё и злословие не делают женщину привлекательнее. На бледном лице Лавинии Бекхайм выделялись два румяных яблочка – ухищрение, которое вряд ли одобрила бы её школьная наставница, строгая мисс Тирли, однажды видевшая саму королеву, когда та проезжала по улицам Лондона в открытом экипаже, и рассказывавшая об этом всякий раз, когда кто-то из её воспитанниц совершал оплошность или позволял себе ослабить корсет после обеда.
Встретившись взглядом с Оливией, Лавиния смущённо улыбнулась, маскируя обиду, и светским тоном поинтересовалась её впечатлениями от просмотра театрального представления.
– Я получила истинное удовольствие, мисс Бекхайм, уверяю вас, – невольно подражая церемонному тону собеседницы, ответила Оливия, стараясь не смотреть на её шею, покрывшуюся гусиной кожей. – Филипп, конечно, писал мне, что программа пользуется у зрителей успехом, но такого фурора, признаться, я не ожидала. Вы, мисс Бекхайм, и мистер Баррингтон – вы оба были просто великолепны! А ваш последний номер!.. – Оливия совершенно искренне изобразила шуточный поклон. – Ваш голос, мисс Бекхайм… Думаю, что вы могли бы оказать честь и оперным подмосткам.
Несмотря на сквозняк, леденивший ей спину, Лавиния Бекхайм зарделась от удовольствия. Сестра Адамсона сразу перестала казаться ей холодной и высокомерной, как подумалось в начале знакомства из-за её непроницаемого выражения лица и бесстрастных манер.
– Я когда-то пела в опере, мисс Адамсон, – уклончиво ответила она, не в силах удержаться от упоминания своего блистательного прошлого. – Да, у меня когда-то был Голос…
Прозвучало это трагически, но Оливия, воодушевлённая и недавним представлением, и знакомством с настоящими артистами (теперь ей было стыдно за то, что когда-то она считала членов труппы Филиппа заурядными ярмарочными комедиантами) не обратила на это должного внимания.
– А вы, мисс Кингсли, – повернулась она к грузной мужеподобной девушке, которая задумчиво крошила хлеб над тарелкой с супом. – Как вам это удаётся? Я имею в виду, так быстро менять костюмы?
– О, вы очень добры, мисс Адамсон. На самом деле не так уж это и сложно. Мистер Пропп, – она кивком указала на мужчин, сидевших за другим концом стола и увлечённо обсуждавших реквизит для новой шекспировской постановки, – гений в своём деле. Нам с ним очень повезло. Все мои сценические костюмы скроены и пошиты особым образом. Ну и, конечно, множество репетиций. Когда повторяешь что-то миллион раз, то потом уже не замечаешь, как руки сами выполняют то, что требуется.
Лицо её озарилось застенчивой улыбкой, как если бы принимать похвалу для неё было в новинку, а успех её номеров целиком зависел от мастерства костюмера.
– Вот-вот! В точности это и я мисс Адамсон твержу! – с энтузиазмом вмешалась Эффи, попутно успевая ухватить лопаточкой последний ломтик ветчины и, ловко орудуя одной рукой, скрыть его от бдительного взора Мамаши Бенни между двумя диетическими крекерами. – Она ведь будет работать с Бродягой вместо этой кошмарной неумехи Люсиль Бирнбаум, у которой обе ноги были левые, зато самомнения и гонора на десятерых актрис из Друри.
При упоминании погибшей девушки все на мгновение умолкли, а потом разом заговорили, перебивая друг друга. Эффи, казалось, была единственной, кто нисколько не смутился. Она с видимым удовольствием жевала ветчину и явно не ощущала никакой неловкости. Она даже не заметила, как Эдди Пирс с выражением неподдельного страдания на лице метнул на неё такой осуждающий взгляд, что менее толстокожий человек непременно бы поперхнулся.
Реакция Пирса не жестокие слова Эффи не укрылась от Марджори Кингсли. Истерзанный кусок хлеба выпал из её рук прямо в тарелку с супом, и на лифе нарядного платья появилось сырое пятно, но она даже не сделала попытки промокнуть его салфеткой и продолжала оставаться неподвижной, пока оно расползалось по ткани, принимая очертания вставшего на дыбы скакуна.
– Чай подан в гостиную, мэм. Я разожгла огонь, как вы велели, и в комнате стало теплее.
Появление горничной заставило чары рассеяться. Все с облегчением принялись шумно отодвигать стулья, поднимаясь из-за стола и учтиво пропуская друг друга вперёд.
Гостиная в пансионе миссис Сиверли своим убранством походила на множество других гостиных в таких же небогатых лондонских домах и пансионах средней руки.
Бугрились выпуклыми складками старомодные портьеры из тяжёлого негнущегося репса цвета порыжевшей августовской зелени, вытертую обивку на подлокотниках
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
