всему, он куда-то из деревни ездил. Интересно на чем. Хлопнул на стол несколько газет и журналов и два почтовых конверта.
—
Во, — сказал с гордостью, — почтальоншу встретил по дороге. На всех корреспонденцию набрал! Сейчас побегут ко мне желающие! — И радостно потер руки.
Однако из обещанных желающих пришла только одна женщина, тетенька средних лет, одетая очень просто, но не совсем по-деревенски. Я бы даже принял ее за дачницу, которая подделывается под местную.
Михал Семеныч похлопал конвертом по ладони:
— Лизавета, тебе письмо, танцуй!
Тетенька протянула было руку, но дед мало того что отдернул конверт, так еще и поднял его над головой, как флаг:
— Давай танцуй, пляши!
Что за ерунда вообще? Почему нельзя сразу отдать конверт, что за унижение такое, что за идиотские условия?
Но тетенька ничуть не удивилась. С абсолютно меланхоличным лицом потопталась на месте и сделала пару неопределенных пассов руками. Типа потанцевала. Михал Семеныча это вполне удовлетворило, и он с довольным видом вручил наконец письмо адресату.
Тетенька взглянула на обратный адрес, заулыбалась и раз пять, не меньше, поблагодарила Михал Семеныча. Мне кажется, неоправданно много.
Потом она ушла, а я доел свой обед. Обычно дома я всю посуду бросал на столе, все равно мама или Алина уберет. Но в гостях так себя вести было немного неловко. Счастье, что Лида Пална разрешила мне сложить в раковину тарелку со столовыми приборами, а мыть не заставила. Иди, говорит, лучше погуляй. Видно, испугалась за сохранность своей посуды. Правильно, если честно.
Не успел я выйти на крыльцо, как меня окликнула та самая Лизавета, сидевшая на скамейке у забора.
— Егор, садись рядом.
Тетенька похлопала по скамейке рядом с собой. Письмо, которое выглядывало у нее из кармана юбки, она уже успела прочесть и, судя по всему, находилась в приподнятом расположении духа.
Я молча сел. Они все уже и мое имя знают!
— Федихин просил тебе рассказывать про наше бытье, какого у вас в городе не бывает.
Теперь понятно, откуда знают. Но что за бытье? Зачем мне это? И когда только он успел?
Из вежливости я опять промолчал. Когда же я научусь отказывать?
— Любишь про нечистиков слушать, так? А я люблю рассказывать, — улыбнулась Лизавета.
О, вот это уже интересно. А я уж думал, будет какие- то заговоры мне пересказывать нудные.
— Пока твои не вернулись, могу с тобой побалакать. Времени-то у тебя будет много. Я скажу, да кто другой расскажет. Наслушаешься еще за это время.
— Мы скоро уедем. Может, даже завтра, — поспешил вставить я.
Лизавета добродушно хмыкнула:
— Ой, парень, не спеши. Да вы здесь не на день. Надо терпения набраться. Это ж не дунул-плюнул и пошел. Еще приживетесь тут у нас, привыкнете. А ты что, смотрю, удивлен?
— Для меня это новость, — признался я честно.
Я правда думал, что будет что-то типа визита к врачу. Посмотрит, поставит диагноз, проведет процедуру и отпустит домой. Выдернет икоту, как зуб, и все.
— Знаешь, как отчитывают бесноватых в церкви?
И эта про бесноватых. Я насупился, но выступать не стал.
— Думаешь, это такой магический ритуал? Пуля серебряная — один раз пальнул, и все? Нет, за один раз ничего не случается. И никакого насилия. Никто крестом по лбу бить не будет. Да потом, если одержимый не захочет, то и спасти его невозможно. Должно быть сильное желание избавиться, вернуться к себе.
Может, напрасно я на маму баллоны катил? Она, наверное, не верила, что Алина захочет… Но Алина хочет! Впрочем, тут я не удивлен. Когда мама сама сомневается, ей кажется, что и остальные не верят.
— А не в церкви если? У знахаря?
— У кого-то типа бабушки Ульяны? — уточнила Лизавета. Помолчала, с сочувствующей улыбкой глядя на меня. — Тут полегче будет. Бывает, таких привозят, что ничего не соображают, и то их налаживают. Но действует не надолго.
— В смысле? Не навсегда?
Вот это номер. Знает ли мама?
Лизавета покачала головой:
— На сколько знатуха сможет заглушить. Но может и на двадцать лет, а это долго. А там как пойдет. От знающего зависит. Редко кто может совсем прогнать. Наша Ульяна Ильинична сильная, но только глушит. А есть тут и посильнее бабки. Но они налаживать не станут, они только насылают. Да ты особо не переживай, бабушка всем помогает. Если по крови подойдет.
— Подошла, — вспомнил я. И запнулся: не сболтнул ли лишнего?
— Ну и славно. Ты храбрый парень, несмотря на возраст. Это сразу видно. Не боишься.
— Да чего там бояться! — сразу воспрянул духом я.
Хорошая эта Лизавета.
Только я это подумал, как она сказала:
— А вот зря. Вот ты ежа не боишься, и он тебя не боится. А знаешь, сколько домашних псов погибло, заразившись от ежей бешенством или чумкой? Ежик — это девяносто процентов бешенства. Ты тоже можешь оказаться жертвой ежа. Смешно? Это только до первого укуса. Видел, как ежи кости грызут? Вот. Съеденные в лесной чаще ежами люди тебе ничего об этом не смогут рассказать. И щенки, которые у тебя со двора пропали. Их никто не крал.
Я растерялся, а Лизавета опять улыбнулась с сочувствием:
— Ты просто не лезь к ежам, и они тебя не тронут. С нечистиками такое же дело…
— Но Алина никуда не лезла! — вскинулся я.
— А ты точно знаешь?
Я замолчал. Вопрос очень неприятный, и… И я правда не знаю ответа.
— Да ты не обижайся. Я же не обвиняю. Тут такое дело, тонкое. Если не хочет твоя сестра, то вам прямо сейчас лучше уехать, так и передай матери-то. А тебе давай лучше расскажу быличку. Все равно ж пришла. Знаешь, когда слушаешь чужие истории, можешь не верить ничему. И не страшно совсем, и объяснить все на свете способен. А когда это твоя личная быличка, то трудно чужое недоверие принять. Ведь ты-то не врешь! Бывало с тобой такое? — Лизавета сделала паузу, с полуулыбкой глядя на меня.
Еще бы не бывало! Постоянно! И чем больше стараешься доказать правду, тем более скептически к твоим словам относятся. Видимо, ответ отразился на моем лице, потому что Лизавета продолжила:
— Я в молодости часто со своим Юркой в походы ходила в лес. У нас компания была пеших туристов. Вот каждый брал на себя обязательство пройти столько-то километров по определенному маршруту, каждый — по своему, не пересекающемуся с другими. С минимумом припасов и экипировки. Кто быстрее всех до точки сбора дойдет, того потом месяц вся компания поит и кормит. Время было голодное, так
