ведь можно и дома, в кастрюле.
– Ну, хорошо, – фыркнул Иван Иванович, как бы давая понять, что если подлые и злые пенсионеры не любят его, то и от него они любви не дождутся, – нет, так нет. Значит, подключим административный ресурс.
– Это какой? – осторожно спросил Валера.
– Ну, сгоним бюджетников. Врачей....
– Каких врачей? – удивился Валера. – Городскую больницу еще пять лет назад закрыли по программе оптимизации. Все врачи давно разъехались. Остался только водитель скорой, да и тот прошлого года отравился стеклоочистителем.
– Ну, хорошо, – отмахнулся Иван Иванович. – Тогда учителей....
– Каких учителей? – уточнил Валера. – Городскую школу закрыли шесть лет назад по программе реновации. Здание давно снесли, а на его месте церковь построили.
– Так это что же, у нас в городе ни школы, ни больницы нет? – искренне удивился Иван Иванович.
Для него это открытие стало сюрпризом. Дети его жили и учились в Москве, туда же Иван Иванович предпочитал летать, если возникала нужда обратиться к врачу. А где получают образование и медицинскую помощь прочие жители Задинска, его никогда не заботило. Чай не дети, пусть сами о себе пекутся. А у него и своих дел хватает.
– Ну, я не знаю, – пробормотал Иван Иванович. – Есть же сотрудники администрации, полиция. Если всех собрать, да с родственниками, народу ведь, пожалуй, много соберется. Ты вот что, Валера, ты, голубчик, посчитай, скольких мы можем собрать, и доложи мне.
Валера ушел, но возвратился вскоре, буквально через полчаса. С собой он принес листок бумаги, покрытый какими-то расчетами.
– Вот, я тут прикинул приблизительно, – сообщил он Ивану Ивановичу. – Если всех согнать, вместе с родней и детьми, наберется человек триста. Но это в лучшем случае. Думаю, на деле будет сильно меньше.
– Триста? – воскликнул Иван Иванович, схватившись за сердце. – Валера, дорогой. Триста – это не митинг. Триста – это встреча одноклассников. Как мы этакий срам миру предъявим? Нет, Валера, ты думай, думай, откуда людей согнать. Иди и думай.
Валера напряженно думал весь остаток дня. Иван Иванович тоже думал, сидя в своем кабинете. Несколько раз он обращался с сердечной молитвой к портретам на своей стене, умоляя их ниспослать ему еще одну мудрую мысль. Но тщетными оказались его старания. До самого вечера он так ничего и не надумал. И судя по тому, что Валера не явился к нему, тот тоже не сумел разродиться никакой гениальной идеей.
А вечером, под самый конец напряженного трудового дня, в кабинете измученного заботами о народном благе мэра раздался телефонный звонок. Едва заслышав трели аппарата, Иван Иванович уже ощутил приступ тревоги. Недобрые предчувствия овладели им. Будто наяву увидел он, как черные тучи зла сгущаются над его головой.
И вот, протянув руку, снял он трубку и произнес в нее:
– Слушаю.
И стал слушать. И чем дольше слушал, тем больше бледнел.
Позвонили ему не откуда-нибудь, а из самых верхов. И словно из поднебесья, грозно и величественно прозвучал из трубки глас начальственный. И сообщил он страшное: там, наверху, узнали о творящихся в Задинске непотребствах. Узнали, и пришли в ярость. Да и как было не взъяриться, когда их исконный враг, простой народ, посмел поднять голову и заявить о себе, тогда как полагалось бы ему молчать, работать и платить налоги, а если выпала охота высокому начальству покарать его, принять сие смиренно и с должным пониманием. Голос сверху сообщил Ивану Ивановичу, что в его отдельную цивилизацию направлена группа правильных патриотичных корреспондентов, дабы сделать репортаж. От него же, Ивана Ивановича, требуется обеспечить хорошую картинку. Показать, значит, как переполняет городских жителей любовь к действующей власти, а если и есть недовольные, то их, как водится, не более двух процентов от общего поголовья. Напоследок голос намекнул, что если Иван Иванович не справится с этим ответственным делом, то ждет его страшнейшая из кар – низвергнут его с руководящего Олимпа обратно во тьму и ужас обычного народа.
Немало сил и лет потратил Иван Иванович на то, чтобы выбиться из народа в люди. И более всего страшился возвращения к истокам. Потому что уже привык чувствовать себя человеком, и не мог представить, что в одночасье лишится этого статуса, вновь оказавшись частью простого населения.
Вновь Иван Иванович вызвал к себе Валеру, и до поздней ночи думали они о том, как им нагнать массовку на митинг. В итоге не придумали ничего лучшего, как завтра же пойти в народ и уговаривать его принять участие в патриотичной акции.
3
Следующий день приготовил для Ивана Ивановича тяжкое и горькое испытание. Переборов брезгливость, пришлось ему тесно соприкоснуться с простым народом. А ведь он давно отвык от этого. Наблюдал он народ в основном из окна своего автомобиля, и чем дольше наблюдал, тем больше дивился – какой же грязный, этот народ, какой бедный, какой возмутительно грубый. Почему он, этот народ, не живет хорошо и богато? Почему жилища его имеют столь жалкий вид? Неужели трудно этому ленивому народу возвести себе коттеджи в два этажа, устроить подле них газон, мощенные тротуарной плиткой дорожки, клумбы с цветами? И почему даже одет этот народ абы во что? Съездите вы в Москву, зайдите в приличный магазин, купите себе нормальной одежды. Что же вы ходите в этом грошовом тряпье?
Иногда Ивану Ивановичу прямо вот хотелось остановить машину посреди улицы, выскочить из нее и закричать этому глупому народу: да начните уже, наконец, процветать! Кто вам, бездельникам, мешает? Мне вот никто не мешает. И вы сможете, если захотите.
Отвык, отвык Иван Иванович видеть народ вблизи. И не доставило ему радости это общение. Народ оказался не только убог внешне, но и груб духовно. Многие, к кому обращался Иван Иванович лично, обращался ласково, как к родным чадам своим, отвечали ему грязной площадной бранью. Один мужик так тот даже послал в известный адрес. Вслед Ивану Ивановичу несмолкаемым потоком неслись оскорбления. Слышал он, как неблагодарный народ величает его вором и наглой мордой. Слышал, и дивился сему.
Недоумевал Иван Иванович – отчего же так происходит? Разве делает он что-то необычное? Разве не во всем берет пример с верховного властителя? Но почему того-то, верховного, везде встречают как отца родного, со слезами, коленопреклонением и лобзанием дланей, а в него за малым не плюют? За разъяснениями обратился он к Валере, который сопровождал шефа в этой нелегкой вылазке. Валера был смышленым малым, он единственный из всех сотрудников администрации честно получил диплом о высшем образовании, а не купил его в подземном переходе. В
