в котором Аверьянов сидел за столом с бывшим генсеком Горбачёвым.
— А вот однажды был случай, — сказал тот, выставляя бутылку с чем-то мутным. — Вообще я не пью, но керосина выпью…
Скрипнула половица. Аверьянов моментально проснулся и сел. В голове тут же застучали отбойные молотки. В дверях стояла Надежда Васильевна с чашкой в руках.
— Водички принесла, — испуганно сказала она.
— Спасибо, — ответил Аверьянов.
И смутился перегарной вони. Он с усилием проглотил теплую воду и вернул чашку.
— Костя, — сказала теща. — Что же ты натворил?
Он посмотрел на нее снизу вверх и пробормотал:
— Я виноват, понимаю…
— Маша ужасно расстроилась и обиделась. Ты ворвался, как зверь. Кричал, плакал. Костя, ты вспомни, вас с Машей ведь это дело чуть не погубило.
— Я помню.
— Как же так произошло? Почему? Костя, что с тобой?
«Мне плохо и больно. Мне страшно засыпать и страшно просыпаться», — подумал Аверьянов, глядя в глаза теще. А вслух ответил:
— Не знаю.
Надежда Васильевна села рядом и вздохнула:
— Получается, правда, не бывает бывших алкоголиков.
— И Маша? — спросил Аверьянов.
— Нет, Маша нет. Ты сам знаешь, как ее сломала смерть Коленьки.
— А меня не сломала?
— Но рожала она, а не ты, — сказала теща.
— Точно. Я и забыл.
Она пропустила это мимо ушей.
— Ей пришлось вдвойне сложнее.
От тоски Аверьянову захотелось откусить себе нижнюю губу и выплюнуть теще под ноги. Но на подобный трюк он оказался не способен. И просто спросил:
— А сколько сейчас времени?
— Около восьми.
— Маша спит?
— Не знаю. Я видела, она вставала. И ушла к себе в комнату.
— Хочу поговорить с ней.
— Падай в ноги, — посоветовала Надежда Васильевна. — Обещай, что пойдешь к наркологу. Все что угодно обещай!
— А потом выполнить?
— Ну естественно!
— Можно еще воды?
Надежда Васильевна принесла ему воду в той же маленькой чашке. И Аверьянов выпил ее с тем же отвращением.
10
Он тихонько постучал и вошел. Маша лежала в одежде на застеленной кровати, сложив руки на груди, как покойница. Скользнула взглядом по Аверьянову. Он потоптался и сел у нее в ногах.
— Прости, я виноват, — помолчав, сказал Аверьянов.
Звучало ужасно, но ничего лучше он придумать не мог.
— Я знаю. И что? — ответила Маша.
Он чувствовал ее взгляд. И не решался повернуться. Хотелось опохмелиться. Он себя ненавидел за это.
— Не пойму, как так вышло.
— Ага, время интересных историй.
Аверьянов посмотрел на нее. В глазах злая насмешка. Губы сжаты. Он сказал:
— Там мужик этот был, просил дочь с ним помянуть…
Понял, что все не то и не так, но зачем-то продолжал:
— Меня и унесло. Отвык. А оказалось, это даже не его дочь.
— Что ты несешь? Какой мужик? Где? Какая дочь? Ты в морге, что ли, пил?
— На кладбище ездил, — сказал Аверьянов.
— Ах вот оно что! И как?
— Что «как»?
— Понравилось?
Он привстал:
— Ты чего несешь?
— Мы ведь говорили, забыл? — сказала Маша. — Горе убьет. Если не отпустишь.
— А как? — спросил Аверьянов. — Не получается.
Маша отвернулась:
— Тогда без меня. Договорились, Костя?
Он растерялся и понес чушь про то, что больше не будет пить, это само собой, а еще, кажется, наклюнулась интересная работа, да, а еще… А что еще?
— Ты извалялся в говне, — сказала Маша.
Он оглядел испачканную засохшей грязью одежду, хотел возразить, что это вовсе не говно, и вдруг понял, что Маша имела в виду нечто иное.
В дверь коротко стукнули. Заглянул Андрей Иванович:
— Мать завтракать зовет. — И закричал: — Етить, шершень! Не двигайтесь.
Никто и так не двигался, кроме огромной осы, гудящей под потолком. Тесть исчез. Аверьянов, задрав голову, наблюдал за полетом шершня.
Андрей Иванович вернулся с сачком.
— Сука! — сказал он. — Пошел вон отсюда, по-хорошему! — И шепотом добавил: — Выходите из комнаты. Только тихо.
Маша слезла с кровати и почти вывалилась в дверь. Аверьянов вышел следом. Надежда Васильевна уже накрыла стол.
— Сосиски сварила, — сказала она. — И яйца. Кажется, получилось всмятку.
Из комнаты раздался вопль, то ли победный, то ли гибельный.
— Чего он там делает? — спросила теща.
— Шершня гоняет, — ответил Аверьянов.
— Ну, пусть.
Тесть явился минут через пять и сел за стол.
— Надо будет проверить сад. Нет ли там гнезда.
— Ас этим что? Улетел? — спросил Аверьянов.
— Вот еще! Кто бы ему дал. Он, конечно, рванул на волю, но я его сачком успел перехватить, уже почти на улице. Сначала сдуру чуть не растоптал. Но у них у мертвых жало вылезает. Мне бы прямо в ногу воткнулось. Зажал его и ножкой стула — хрусть!
— Ты мой герой! — сказала Надежда Васильевна.
Аверьянову стало неприятно. Он заметил, что Маша внимательно смотрит на отца.
— Ладно, — сказал тот. — Давайте завтракать.
Маша взяла ложку, помешала чай, а потом с силой швырнула ее в чашку. В лицо ей полетели капли. Она резко встала, оттолкнув стул, и вышла, утираясь.
Аверьянов догнал ее в комнате, обнял.
— Уйди, — сказала она.
— Куда? — спросил он.
— Не знаю. Отпусти! Уйди! Уйдите все! Отстаньте от меня!
Он отпустил. Маша легла и отвернулась к стенке.
— Что же мне делать? — спросил Аверьянов.
Постояв, он вернулся на кухню. Тесть и теща молчали.
— Садись, — сказала Надежда Васильевна. — Надо поесть.
Аверьянов послушно сел, послушно взял горячую сосиску и послушно откусил половину, глотнул чаю. Заметил на зеленой скатерти свои бледные руки и уставился на них. Было невыносимо тошно. Теща что-то сказала. Аверьянов посмотрел на нее и услышал свой голос:
— Когда ближайшая электричка?
— Минут через сорок, — ответила Надежда Васильевна. — Хочешь ехать?
Он кивнул. Отговаривать не стали. Кое-как дожевав сосиску, он сбивчиво попрощался и вышел.
— Будь молодцом, — сказала теща.
— Хорошо.
Тесть промолчал. Но догнал Аверьянова уже за калиткой.
— Погоди, провожу немного, — сказал Андрей Иванович. — Да не беги, успеешь.
Аверьянов немножко замедлился.
— Ты понимаешь, — сказал тесть. — Все наладится. Всегда все рано или поздно налаживается.
«Налаживается», — мысленно повторил Аверьянов.
— У бати моего немцы всю родню загнали в сарай и сожгли — маму, братьев, сестер. Даже младенца не пожалели. А батя в колодце спрятался. Висел на цепи, пока не стемнело. И ничего, жил, работал, детей настругал. Пил, правда, сильно. Еще и мать бил.
Тесть умолк и о чем-то задумался.
У станции он забежал в сельпо и вышел с двумя мальками.
— Махнешь, пока электричку ждем?
Аверьянов покачал головой и сморщился от боли.
11
Он не помнил, как добрался в город. Будто и не ехал в электричке два с лишним часа, а моментально телепортировался на вокзал. Там Аверьянов на секунду очнулся, потому что какой-то хмырь отдавил ему ногу
