Со стороны строений хлопнуло несколько разрозненных выстрелов, и потом ударила целая россыпь. Возле самого уха пропела пуля. Один из бегущих впереди егерей словно бы споткнулся и боком рухнул на землю.
– Из окон бьют! – крикнул второй и, присев на колено, прицелился в белённую известью хату.
Грохнул его выстрел. Следом ударили ещё два ружья. А Лужин с Алексеем, ускорившись, уже подбегали к дому. Лёшка инстинктивно присел, и высунувшийся из-за угла ствол послал пулю выше его головы. Перекат вправо – и он выстрелил из штуцера в беслы. Тот выпустил из рук своё ружьё и рухнул ничком на землю. А от сарая в их сторону бежало ещё трое. С трудом вырвав из боковой кобуры пистоль, Алексей щёлкнул курком и прицелился в переднего.
Бам! Глухо грохнул разрыв гренады в доме, и из его окон вместе с клубами дыма вылетели обтянутые бычьим пузырём рамы.
Бам! Уже звонче взорвалась внутри вторая гренада.
Троица инстинктивно пригнулась, и Алексей выжал спусковой крючок. Пуля ударила одному из беслы в шею, и он, захрипев, упал на колени. Бегущий рядом товарищ выстрелил, и кругляш свинца вошёл с чавкающим звуком в землю, прямо перед головой Алексея.
– Бей гадов!
Рядом протопали знакомые сапоги. Митенька разрядил подаренную ему только недавно фузею во врага и как-то неумело, словно бы палкой, ткнул ею в оставшегося в живых беслы.
«Вот и всё, сейчас его прямо тут и зарубят!» – с ужасом подумал Лешка, вскакивая на ноги.
Один, второй удар саблей пришёлся по стволу фузеи майора, её ствол качнулся и ушёл вниз. Третий удар должен был прийти уже по самому хозяину. Клинок сверкнул вверху и резко пошёл вниз, прямо в голову глупого русского. Раздался лязг. Подоспевший Лёшка принял саблю на штык штуцера и отклонил её в сторону. Резкий рывок вперёд правой ногой – и боковым разворотом он вбил приклад штуцера в висок беслы.
– Контрольный! – рявкнул Егоров, вгоняя штык в лежащее ничком тело. – Чтобы потом в спину не выстрелил! А где твой штык, раззява?! Какого… ляда ты его палкой гладил балбес?!
– Да я тебя, я чтобы они тебя не убили, – бормотал побелевшими губами Толстой. – А он ведь не побежал, он саблей давай рубить, а я уже всё, я думал, конец мне, умер…
Мимо протопала четвёрка егерей, у двоих штыки были красными. Один остановился и приколол шевельнувшегося, простреленного пистолетной пулей, беслы.
– Ладно, оба мы хороши, извини, Митька, погорячился. Главное, живы пока, – проговорил Алексей, начёсывая кулаком грудь. – Свербит как, зараза! Побежали, там наши впереди бьются!
Смяв разрозненную оборону на окраинах села и перебив защитников, егеря столкнулись с организованным сопротивлением в самом центре. Тут стоял большой кирпичный дом с несколькими хозяйственными постройками. И из всех этих строений били ружья.
– Точно стреляют, сволочи! – крикнул подбегающему командиру полка капитан-поручик. – У меня трое на этом перекрёстке уже легли, – кивнул он в сторону лежащих на дороге фигур. Пуля ударила в жердину забора рядом с ротным, и он резко пригнулся.
– Сюда бы пару фальконетов, – проговорил, заполошно дыша, Лужин. – Всё деревянное бы ядрами развалили, а потом бы и до каменного дома добрались.
– Говоришь, это у них как бы штаб, самое главное место, так, Фёдор Евграфович? – проговорил задумчиво Алексей.
– Так точно, вашвысокоблагородие, я вам про него докладывал, – кивнул тот. – Там, на рисунке моём, он ещё таким жирным крестиком и кружком помечен.
– Да, да, я помню. – Алексей высунулся ещё раз, оглядывая все строения в центре села. С чердака конюшни напротив грохнуло два выстрела, и он резко отшатнулся. – Какие ловкие! Ну-ну! Значит так, штаб мы пока что не трогаем, – принял он решение, – в нём должны храниться те знамена, которые нам нужны целыми. Всё остальное – сжигаем к чертям собачьим! Передать по всем подразделениям, начинаем огонь россыпью через пять минут по моему свистку! Штуцерники бьют по окнам и продухам обычной пулей, а кто с фузеями – зажигательной. Время пошло!
Приказание полетело по цепи лежащих за укрытиями стрелков. Многие из них начали доставать особые патроны с ярко-красной полоской на бумаге и, выстрелив обычной пулей, теперь загоняли в ствол особое изделие оружейника Шмидта.
– Митя, а ну-ка дай свою фузейку, – попросил Алексей Толстого. – Да не бои-ись, сейчас обратно верну.
Вот оно то окошко на чердаке конюшни, из которого по ним так метко лупят. В его проёме мелькнул ружейный ствол и грохнул выстрел. Перебегавший улицу егерь вскрикнул и, держась за пробитую руку здоровой, нырнул за брёвна колодца.
Набрав воздух в грудь, Алексей резко дунул в свисток. Громкую его трель перебил грохот сотен ружей.
– Ну, получай! – Он наметился и послал пулю в дранку над окошком. Выхватив второй зажигательный патрон и перезарядившись, добавил в то место, куда до этого стрелял, и вторую «зажигалку». Конюшня дымилась уже в нескольких местах. Вот вспыхнула кровля над чердачным окном. Зачадила и занялась широкая входная дверь. Запылала ещё в трёх местах стена.
Так же, как и эта конюшня, горели сейчас все деревянные строения в центре села. Из каменного дома суматошно лупило несколько десятков стволов, но всё было без толку, попасть в кого бы то ни было за стеной огня и густого дыма было попросту невозможно. А вот выбегающих наружу из горящих зданий людей укладывал на землю разящий свинец.
– Держи! – Алексей передал фузею Толстому, а сам сжал в руках свой штуцер. – Ну же, ну! Давайте выходите! Где же вы, голубчики?! – процедил он, выцеливая выход из конюшни.
Крыша и две стены, обращённые к улице, вовсю пылали. Так же, как и командир, припали к ружьям несколько десятков егерей. Даже тот, который только что недавно получил пулю в руку, высунул из-за колодца ствол своей фузеи. Наконец, широкие ворота распахнулись, и на улицу вынеслись обезумевшие от страха лошади.
– Уходят, бейте их! – выкрикнул кто-то. – За конями они прячутся! Вон из продуха ещё лезут!
Хлопнул один, второй выстрел. Стрелять было неудобно. Выпрыгивающие из проёма в дальней стене беслы были прикрыты лошадьми, и по ним могли вести огонь только лишь с двух позиций.
– Никита, поддержи!
Алексей вскочил на поперечную жердину забора и отжал курок. Из большого продуха вынырнул в клубах дыма человек в чёрной одежде и, упав на землю, пополз к кирпичному дому. Цель была сложная, и Алексей не спешил. До открытой настежь двери дома оставалось шагов десять, он резко поднялся на ноги и ринулся вперёд. Лёшка плавно выжал спусковой крючок, и его чуть было не откинуло назад мощной отдачей. А по крыльцу
