Молча киваю: я очень хорошо помню, насколько сильно Ви ненавидела отца и весь мир, а мир отвечал ей взаимностью. Потом она вернулась к ненавистному папочке и вдруг стала радоваться каким-то дурацким кукурузным хлопьям на завтрак.
— Прошу, присматривай за квартирой. — На замызганную столешницу со звоном легла связка ключей. — Я там все перекрыла, проблем не возникнет. Роутер оставила, но, думаю, это не опасно. У тебя точно все в порядке?
— Все отлично! — поспешно докладываю я.
— Что ж, тогда… до свидания?
Собрав все силы, я встаю и вслед за мамой Ви шагаю к прихожей:
— До свидания. Спасибо вам. Привет Вике. Огромный… — последние слова выходят невнятными и сиплыми.
Тетя Анжела разворачивается перед дверью и заключает меня в хрупкие теплые объятия:
— Танюш, это тебе спасибо! И… прости нас! За все.
* * *
Дождь разгулялся, завесив обзор мутной целлофановой шторкой. Из гостиной слышится шум — холодею при мысли, что в пустых темных углах возится неприкаянный призрак Вали. Подтягиваю колени к подбородку, продолжая всматриваться в размытые серые сумерки.
Тетя Анжела уехала. Я провожала взглядом красные габаритные огни ее машины, пока они не скрылись за углом. Вот и закончилась моя красивая сказка. Ее сменяет реальность, невыносимая настолько, что впору запрокинуть голову и взвыть: без этой доброй феи мне грозит кое-что похуже маминых пьянок — стоит где-нибудь грохнуться в голодный обморок, как в перспективе сразу замаячит приют. Даже сейчас, в шестнадцать с половиной лет, ощущая себя влюбленной и взрослой, от этого слова по коже бегут мурашки.
Прежний участковый был одноклассником отца и, даже наведываясь на шум и крики родителей, всегда ограничивался беседой — в нашем районе каждая третья семья жила «бедно, но весело».
— Времена смутные, Борисыч. А в этом возрасте они вон все черт-те где пропадают! — сетовала мать в ответ на его вопросы о месте нахождения брата: Саша был гордостью школы, подающим надежды спортсменом, хорошим добрым мальчиком и к криминалу отношения не имел… А то, что он неделями скитался по заброшенным дачным домикам и подвалам, никого никогда не интересовало.
После его похорон к нам изредка стали заходить незнакомые тети с цепкими взглядами и ненастоящими улыбками. Они пугали меня до ужаса: мама постоянно рассказывала о детском доме, где детей бьют и заставляют есть из прибитых к столам алюминиевых мисок. Я не хотела оказаться там и, показывая дневник с пятерками, говорила тетям, что живу хорошо, а мама, широко раскрыв дверку «Полюса», с гордостью кивала на его загодя набитые продуктами полки.
В последний раз они приходили год назад. Я встретила их в красивой Викиной одежде, с чистой совестью утверждая, что, даже если мама иногда и выпивает, нужды у меня ни в чем нет. Я почти не врала — моим спасением стала квартира номер тринадцать.
Сейчас она пуста. За стенкой пикает радио — до полуночи остался час. Че так и не пришел. Даже не позвонил, хотя я так его ждала! С чего я вообще взяла, что у него ко мне есть какие-то чувства? Похоже, что принц, побывав здесь, встречаться со мной все-таки передумал. Слезаю с подоконника, обреченно заползаю под холодное сырое одеяло, зарываюсь носом в подушку — она пахнет парфюмом Че — и всхлипываю.
Уболтала ты меня, ложь. Оглянусь — закончился день. Водочку из рюмок сольешь, удалишься, скрипнет ступень. Утешаешь ты меня, дождь, пальцами скребешься в стекло, Третью ночь свидания ждешь — ведра с потолков натекло. Усыпляешь ты меня, лень, руки, ноги, мысли взяла. Тихо. Лишь луна набекрень через туч лохмотья светла. Утомляешь ты меня, стих. Зуб на зуб от страха нейдет. Захлебнулся черный лес, стих. Что-то милый мой не идет… От невыносимого одиночества, паники, навалившихся разом липких страхов зубы непроизвольно выбивают дробь. И я плачу бессильными слезами так, что не могу дышать.
Глава 38
Чудно устроен человеческий разум: от нестерпимой боли он прячется, отключается, заменяет травмирующую реальность радостным помешательством, обмороком или сном. В одно из этих состояний впал и мой.
Я лежу с закрытыми глазами и слышу брата, который читает мне альтернативную историю Золушки, чье платье превратилось в тряпье прямо посреди бала. Гости в ужасе разбежались, принц слинял. Брат переворачивает страницу волшебной книги с картинками и, улыбнувшись, исчезает. Сумасшедший сон прерывается стуком в дверь.
На полу у дивана оживает и загорается голубой подсветкой телефон, оповещая о входящем вызове. «Артем» — с трудом фокусируюсь на черных буквах на экране. Следующих секунд я не помню — сбрасываю одеяло, вскакиваю и, сшибая худыми плечами углы, несусь в коридор. Борюсь с заевшим замком, распахиваю дверь, вижу на пороге того, кого уже отчаялась увидеть, и он кажется мне продолжением сна.
— Извини меня. Пришлось конкретно задержаться дома… А потом топать пешком через весь город! — Промокший до нитки Че мнется в проеме и вертит в руках телефон. — А этот зараза намок и никак не хотел включаться.
— Проходи! — Очнувшись, я хватаю его за мокрый рукав и втаскиваю в квартиру. — Снимай быстрее этот ужас, я пока чайник поставлю!
* * *
Шум дождя уже не кажется зловещим, а тесная кухня — убогой: она наполнилась теплом, уютом и запахом чая с жасмином, который мы купили в гипермаркете. Че, растрепанный и загадочный, сидит напротив, грызет фисташки и устало улыбается — с его волос все еще стекают прозрачные капли дождя. Протягиваю руку, загребаю орешки, перевожу дух, изводясь от стыда — как я могла сомневаться в нем после всего, что он для меня сделал?
— Я думала, ты не придешь, — призналась я.
— Я бы в любом случае пришел, раз пообещал, — заверил Че и после секундной паузы нахмурился. — Или ты не об этом? Солнце, что с глазами?
До боли в пальцах сжимаю крепкую скорлупку, ломаю ее, увлеченно наблюдая за процессом. Орех развалился на части и упал на пол.
— Все нормально! — бодро отзываюсь я. Не говорить же этому мальчику, что осталась без средств к существованию и превратилась в жалкую беспризорницу, которую со дня на день упекут в приют. Однако Че ждет ответа, и от проявленного им искреннего участия мои страхи вырываются наружу потоком слов и плачем: — Че, я ревела полночи, — голос дрожит. — Я думала, что ты не вернешься. Вообще никогда. Что ты передумал. И бросил меня! Как и все остальные! — Че пораженно молчит, а я захлебываюсь слезами: — Я так и жду момента, когда ты… и ты тоже… — Выцветшие наклейки на дверке холодильника подергиваются пеленой, размываются и уплывают.
