– Мож, сыграем, друган?
На Крейдена взглянул псевдодружелюбно, как ядовитый варан. Добавил под сдавленный смешок своего товарища: – На желание. А-а-а?
– И чего ты хочешь? – Форстон отозвался очень мягко, притворившись, что к чужому ответу испытывает искренний интерес.
– С девкой твоей зажгу вместо тебя, если выиграю. Этим вечером. Ну, ты понял.
Крей даже не шелохнулся, не растерял добродушное выражение лица.
– А если проиграешь?
– Я? Проиграю?
И сдавленный хохот другана-программиста, верившего, что толстяк отменный бильярдист.
– Ты. Проиграешь.
«Ох уж этот спокойный тон».
Неужели ты не видел, что он притворяется, – удивлялась я молча.
– Ну, если уж проиграю, – хорохорился бородач, после умолк, задумался. Ответил через короткую паузу браво: – Да хоть жопу другу своему лизну. Идет?
– Голую?
Взгляд напротив покрылся тонкой корочкой ледка, но приз в виде меня был слишком хорош.
– Идет.
– Тогда играем. – Крейден улыбался. Ласково так. Конечно же, он тоже слышал и презрение, и насмешки. И он тоже умел кипеть, просто не так явно, как я.
«Когда у тебя навыки лучше, чем у спецназовца, кипеть приходится осторожно».
И нет, мне было не обидно, что играли «на меня». Форс заранее знал, что не делает этого. Что не рискует. Я знала об этом тоже и потому, чтобы не выдавать интригу, старалась не улыбаться. Лишь отошла в сторону, когда игроки заняли свои позиции.
– Одну партию! – предупредил толстопуз, предвкушая легкую победу.
– Одной хватит.
Оба принялись обрабатывать кии синим мелком.
Вот теперь он показал себя. Вот теперь он был Крейденом, которого я знала. Уступил первый ход сопернику, разбившему «треугольник» довольно удачно, с забитым в лузу шаром. А следующим уложил его на лопатки, отрекошетив шары так, что закатились по углам сразу три.
«Везет?» – бросил полный ярости взгляд «борода» программисту. Тот удивленно поморщился.
И снова толстяк. Разозлился. Ударил неточно – промахнулся.
Форс промахиваться не умел. О, эта точность, о, этот глазомер – кольца питона начали сжиматься. Стук кия о костяной бок шара – еще один полосатый в лузу. Попал и толстый. А Крей вновь сделал сразу три.
– Слышь, мужик, – послышался возмущенный рев. – Ты мне врал, что ли?
– О чем?
«Он с тобой вообще не разговаривал, чтобы о чем-то врать», – зло ликовала я.
Взгляд серых глаз с прищуром, такой не прочитать.
– Прикидывался, что играть не умеешь?!
– Для нее – да. Запрещено?
Кажется, толстопуз только теперь начал соображать, что попал. Что всего через каких-то пару ходов он должен будет на публике раздеть лохматого другана, спустить с него джинсы, опуститься на колени и лизнуть зад. Хорошо, если не раздвинутый.
Мясистые пальцы от ярости теперь ходили ходуном, целиться стало сложнее. Удар слишком резкий, напористый – почти точный, но слишком сильный. Шар отрекошетил.
– Черт… Да черт бы тебя подрал!
Борода допил пиво из стакана, на меня взглянул гневно, будто это я его обманула.
«Спор-то не я предложила».
А мой спутник даже не нервничал. С изумительной точностью сделал расчет траектории и силы оттяжки, коснулся белого бока почти плавно, любя. И снова два в лузы.
– Знаешь, так я не договаривался…
– Договаривался, – поправил Форс. – Признаешь поражение?
«А до него ему один ход Крейдена». И это очевидно всем, кто в зале. Публика уже сгрудилась вокруг стола. Тем, кто не слышал условия интересного спора, о нем быстро донесли, и каждый хотел воочию лицезреть облизанный обнаженный зад.
– Бей, – выдавил борода, – но победу твою я не признаю.
Жался куда-то в стену «программист», видимо, тоже не горел желанием снимать штаны. Да, это посетителям запомнится, это заснимут на телефон.
Форстона сие мало волновало. Свой последний победный шар он забил так же спокойно и точно, как первый.
– Я победил, – сообщил, когда выпрямился. – Время исполнять обещание.
«Ты сам назначил наказание».
У толпы глаза горели, как у меня. Все чуяли скандал, грядущую заварушку. И желание увидеть продолжение пересиливало рациональный страх отодвинуться от ее будущего эпицентра.
– В жопу меня… поцелуй… – прорычал борода, как медведь. – Я с пиз№унами не играю. Ты правила изначально нарушил.
– Я не нарушал.
Все видели, что Форс не нарушал. Все ждали «жопу». Толстяк уже опозорился по полной, уже унизился ниже плинтуса и потому предупредил яростно: – Знаешь, спиной ко мне теперь лучше не поворачивайся.
Вот и началось. Как в кино.
И Крейден сделал именно то, чего его предупредили не делать – развернулся к бороде спиной. Только я видела этот взгляд, теперь такой же, как на Мерил Ханте. Стальной, расслабленный и сосредоточенный.
– Повернулся. Что дальше?
(Faada Freddy – Reality Cuts Me Like a Knife)
А дальше…
А дальше все, как в замедленной съемке. Питоны бывают стремительны и молниеносны – об этом известно не всем.
У бороды сдали нервы, он замахнулся кием, и Крейден среагировал быстрее, чем я моргнула. Вспомнился подвесной мост и то, с каким напором и точностью он бил врагов. На этот раз выхваченный кий сломался о шею толстяка. Одновременно с этим заорал «Мебель не ломать!» из-за стойки бармен, по совместительству, как выяснилось, владелец заведения.
Мне его перекошенный рот виделся маской злого призрака.
Когда сзади к Форсу приблизился какой-то мудила, намереваясь накинуть на шею удавку, стоящую на столике позади меня пивную кружку я нащупала автоматически. Размахнулась ей со всей мочи, обрушила, не особенно целясь, куда-то в область плеча. Меня пихнули сзади – наверное тот, чью кружку я позаимствовала. От падения удержала рука Форстона, у которого глаза были и на затылке. Удар человеку с удавкой в нос, после тому, кто находился за мной. Я от злости перевернула стол… Если нужно будет, я… я… я тут всех!
Очередная бутылка в моей руке – горлышко прочное, толстое. Хруст еще одного носа; вой бармена…
После теплые пальцы сжали мою ладонь. Шепот в ухо:
– Бежим…
Я не могла перестать хохотать уже в машине. Пьяный хохот, веселый, шальной.
Мы неслись по темной трассе; по краям дороги лес.
Я вытирала от слез глаза. Я была пьяна, я чувствовала себя так, словно только что подавала своему мужчине патроны.
