трахнул ее пару дней назад и был так разочарован, что сорвал на ней злость и она ушла. А она ведь так хорошо убиралась, обладая искусством быть незаметной. И секс с ней раньше его всегда устраивал.
Эвелин точно была ведьмой, раз смогла настолько испортить его сексуальную жизнь!
Встав под ледяные струи душа, Тео позволил холоду пробрать все тело, что помогло ему успокоить раздражение, и лег в кровать, впервые полностью осознавая, что с этого дня все кардинально изменится.
Он собирался связать свою жизнь с женщиной, которая, вероятнее всего, ненавидит его.
Конечно, для начала нужно было избавиться от Виктора, который скрывался, как последний трус, но как только Терехов умрет, Петрову не за кем будет скрываться. Он лично передаст ему свою дочь, в этом Тео был уверен. Однако, это не значило, что он собирался покорно ждать лучшего времени для встречи с ней. Вовсе нет.
Как только ее близняшка передаст его сегодняшнее послание, Эвелин сама придет к нему в руки. Потому что если он что-то и узнал о ней, так это то, что она никогда не допустит, чтобы ее сестре причинили вред. И уж тем более не допустит, чтобы ее коснулись именно его руки, хотя Тео и не собирался исполнять свою угрозу. По опыту прошлых недель он уже понял, что секс с другими женщинами не приносит ему прежнего удовольствия, и больше не собирался обмениваться по мелочам. Он просто до смерти хотел трахнуть свою сумасшедшую малышку и собирался сделать это уже через неделю. А потом, Тео займется Виктором, даже если придется утроить усилия, и окончательно заполучит ее в свое полное владение.
* * *
Бьянка слышала Викензо сквозь сон, но не могла разобрать, что он говорит. Его голос звучал словно издалека. Потом он стал становиться ближе, и, она поняла, что муж разговаривает с ней.
– … становится настоящим толстяком. И стоит хоть на минуту задержаться с его едой, как начинает вопить, словно маленький тиран. И в кого он такой нетерпеливый?
Послышался короткий мужской смешок, а потом, она ощутила небольшое давление на своей руке. Кто-то прикасался к ней и кожа этого человека была очень нежной.
К голосу Викензо, вдруг, присоединилось тихое урчание.
«Он принес мне котенка?»
Бьянка силилась открыть глаза, но это удалось ей не сразу. А когда все же удалось и ее размытое зрение сфокусировалось, она увидела незнакомого мужчину, стоящего над ней с ребенком на руках. Девушка не успела ничего сообразить, как снова провалилась в темноту.
* * *
Когда она проснулась в следующий раз, в комнате была полутьма от горящего светильника. Ее глаза сразу же зацепились за человека, сидящего в кресле. Он спал, свесив голову на бок. Знакомый и незнакомый одновременно. Бьянка не помнила, где видела раньше это лицо – поросшее густой черной бородой и смуглое. Внушающее опасение.
Она открыла рот, но не смогла ничего произнести. Девушка с ужасом поняла, что не может двигаться. В глазах начало двоиться, она лихорадочно пыталась сообразить, что происходит, но, прежде чем ее затуманенный мозг переварил информацию, она снова начала проваливаться во тьму, ставшую такой привычной.
Следующее ее пробуждение произошло в более осознанном состоянии и окружившие ее врачи объяснили, что она очнулась после пятимесячной комы.
* * *
Врачи утверждали, что состояние Бьянки – вполне обыденная вещь для человека после комы. Их не беспокоило то, что она никого не узнает. Ни его, ни свою тетю Стеллу, которая заменила ей мать, ни даже своего ублюдка-брата Джино, которого он все еще не убил. Физическое состояние его жены они тоже находили удовлетворительным, а она ведь даже ложку держать не могла!
Викензо приводило в ярость собственное бессилие и бездействие врачей. Они говорили, что нужно время для того, чтобы Бьянка пришла в себя, но он был не из терпеливых людей. Видеть ее в таком состоянии сводило его с ума.
– Если ты хочешь помочь Бьянке, то лучшее, что ты можешь сделать – это не кричать на врачей, а попытаться взглянуть на все ее глазами, – сказала ему Стелла после очередного срыва. – Она беспомощна, как ребенок, Викензо. Ей нужна забота и терпение. А также время. Потому что, прежде чем она сможет восстановиться и стать прежней Бьянкой, пройдет очень много времени. Ей придется пройти через боль и слезы, и депрессию. И если ты не можешь поддержать ее на этом пути, то будет лучше, если ты пока не будешь сюда приезжать. Потому что ты только пугаешь ее и мешаешь персоналу.
Ему хотелось кричать, что это не ее дело. Бьянка была его женой и его ответственностью. Только он имел право на нее, и, никто не любил и не заботился о ее благополучии сильнее, чем он. Но ничего из этого Викензо не сказал. Потому что, как только эти мысли появились в его голове, вместе с осознанием собственной ничтожности, он испытал такой стыд за свой эгоизм, что все слова просто застряли в его горле.
Его Бьянка, наконец, очнулась и все, о чем он думал, так это о том, чтобы вернуть ее прежнюю.
Когда прежней она могла никогда и не стать.
Но это не имело значения, потому что Викензо любил ее, и продолжит любить, даже если она никогда не сможет снова ходить, держать в руках гребаные приборы и нормально разговаривать. Даже если в ее глазах он больше никогда не увидит узнавания, когда она смотрит на него. Потому что важно было только то, что она жива, в сознании и у них есть вся жизнь, чтобы снова узнать друг друга.
Главное – они будут вместе.
И он будет рядом с ней на каждом шагу, который нужно будет сделать для того, чтобы она снова была счастлива и довольна. Даже если его жена никогда не станет полноценным человеком, о чем ему сообщил врач-самоубийца, словно Бьянка стала кем-то низкосортным из-за того, что забыла все базовые вещи, доступные любому человеку.
Кто бы, что не думал, Викензо беспокоился, и злился, и кричал в первую очередь не из-за того, что хотел быстрых результатов, а из-за того, что до смерти боялся потерять ее. Она все еще не была в безопасности. Ее мозг был поврежден. И мысль о том, что даже врачи не могут знать, умрет ли она или проживет полную жизнь, сводила его с ума.
Однако, Викензо не мог позволить собственным переживаниям помешать выздоровлению Бьянки. Для этого у него будет другое время. Стелла была
