Потеть нельзя или мой запах учуют…
Фигура проползает и скрывается за углом.
Двигаюсь дальше, с трудом нахожу нужное крыло. Очень осторожно прохожу и среди неинтересного шума различаю…
Шуршание. Стоны. Приятный женский голосок выдыхает и надрывно стонет от наслаждения. Так тихо, что услышать это могу только я. Непроизвольно смотрю в направлении звуков… Это в другом крыле.
Прислушиваюсь. Нет, Акане точно у себя одна. И это точно она… Хм, понятно. Ну что ж, как еще утолить свою неуемную горящую страсть в такой строгой семье. Только самостоятельно.
А может сходить ей помочь? Закатываю глаза от этой мысли. Иду дальше…
Обычно я запоминаю каждый поворот и закоулок. Мне достаточно побывать на местности лишь раз, но сейчас я немного запутался. Но все-таки прихожу куда надо…
Нахожу нужную дверь. Она отличается от моей. Бумажная. В японском стиле.
Прислушиваюсь…
Человек за ней спит. Дыхание соответствует.
Тихо, по сантиметру за десяток секунд, открываю дверку, прохожу. Дохожу до матраса на полу прямо в центре комнаты. На нем спит… дворецкий. Тот самый, что чуть не пришиб меня дверью машины, когда я только-только сюда приехал.
Медленно подхожу ближе, рассматриваю японца…
Уже немолодой. Лет под шестьдесят. Весь в мелких шрамах. Ухо словно обгрызено.
Аккуратно кладу свой телефон на пол, включаю диктофон.
Что ж, Хидан. Теперь я расскажу тебе о жизни. Ты учишь мудрости меня, но не видишь крыс в собственных рядах.
Я не просто так решился пойти на это. Мало ли что считают Сэм с Аканей. Такой человек, как Хидан вполне может играть по-черному, даже вопреки своим традициям. И мог приказать подслушивать за своей дочерью.
Дело в другом. Все обитатели дома Джунсиначи имеют свои особые черты. Дыхание, движение, сердцебиение, мимика, характер. В любой стае есть свои особенности, и каждая особь подстраивается под общую волну.
И я успел обнаружить три общих качества в обитателях дома Мацуо.
При поклоне, они все слегка склоняют голову влево. Это необычное движение. Ему обучают из поколения в поколение. Систематическая неточность.
Походка у них маленькими шагами, но резкими и быстрыми. Словно тут принято так ходить уже тысячу лет. Дворецкий очень старается эти движения повторить. Будто он служка, которого наняли только вчера.
При обращении к членам семьи все смотрят на переносицу, а не в глаза. Возможно, это страх перед важными особами или признак особого уважения. Дворецкий при разговоре с Акане смотрит в сторону, на что девушка морщит в недоумении носик.
Есть еще много мелочей, которые я заметил. По отдельности они ничего не значат, но в целом…
Белый длинный человеческий волос на черном пиджаке. Я узнал, что он безвылазно живет в этом доме уже очень давно, а гостей-гадзинов кроме меня и Сэма Хидан давно не принимал. Все остальные обитатели особняка — черноволосые японцы.
Последнее, что я заметил, это как дворецкий сделал лишний шаг в дом, чуть не забыв снять обувь. Хотя это практически невозможно. Судя по тому, что я успел изучить о японцах этим вечером в Интернете, заходить в дом в обуви для них тоже самое, что обычному человеку забыть подтереть зад после естественных нужд.
И я решился на эту авантюру после того, как спросил у Акане, как давно этот дворецкий работает на их семью. И она ответила, что с ее рождения. То есть давно. Очень.
С рождения, значит…
За свою долгую жизнь я отлично научился разбираться в людях. И этот человек точно не страдает немощностью или ранним слабоумием.
Вытаскиваю из-под резинки трусов зубочистку. Держать во рту я ее не мог — слишком громко, да и слюна вырабатывается, которую хочется непроизвольно сглотнуть.
Размахиваюсь, со всей силы вгоняю ее в шею старику. Он дергается, открывает обезумевшие глаза, пытается закричать, но… не может. В ближайший час, если не вытащить зубочистку, то он вообще ничего не сможет. Только смотреть и слушать.
Акупунктура. Этому учат неофитов после посвящения. Что-что, но это умение у меня только в голове и не требует особой физической подготовки. Я прекрасно знаю, где нужные точки в организмах пяти рас Варгона. И люди там тоже есть.
Зрачки старика безумно бегают. Я же спокойно улыбаюсь.
— Тш-ш-ш, — прижимаю я палец к губам. — Не стоит так переживать. Да, я знаю, как это ужасно — проснуться беззащитным и обездвиженным во мраке. Не понимая, что происходит. Не догадываясь, что тебя ожидает. Но ты должен успокоить свое сердце. Тише-тише, все будет замечательно. Вот так, молодец.
Я глажу старика по волосам, как мать гладит свое дитя. Как бы странно это не выглядело со стороны, но я знаю людей. Вижу, какие они. И к каждому нужен особый подход. И экземпляр предо мной непростой. Поэтому придется постараться.
— Я тебя не убью, обещаю. Нет-нет, не смотри так, прошу. Я вижу, кто ты. Знаю, что ты силен. Да-да, знаю, что ты не боишься ни смерти, ни пыток. И у тебя нет родственников, которыми бы можно было надавить на тебя. Да? Я прав? Вижу по глазам, что прав. О да, я уважаю тебя. Сильнее, чем ты думаешь. Ведь я такой же как ты. Только лучше.
Сажусь в позу лотоса рядом со стариком. Достаю из трусов еще десяток скрученных в резинку зубочисток, тихо раскрываю их. Расставляю конструкцию, так чтобы она не развалилась. Тренирую руки, чтобы не тряслись. Больше со стариком не разговариваю. Пусть понервничает. Это важный подход к допросу. Он, конечно, не расколется так просто. Но каждый второй на допросах в подземелье Шиилы ломался еще до того, как его начинали пытать. Достаточно было лишь показать раскалённые щипцы. Да и пытки я не люблю. Считаю, что методы эти слишком… прямолинейны.
Дожидаюсь, когда его сердце начинает выбивать нужный мне ритм, смотрю ему в глаза, улыбаюсь. Ага, а вот и знакомый блеск страха. Часто адреналин в крови затмевает страх, поэтому нужно слегка успокоить своего… подопечного.
Молча втыкаю зубочистку в его руку, чуть выше запястья. Еще одну во вторую руку. Потом в обе ноги. Это непросто. Палочки хрупкие и каждая вторая ломается. Закидываю ему голову. Так, до этого нерва я точно не дотянусь такими инструментами. Ладно, и так сойдет.
Смотрю в глаза старику.
— Послушай меня внимательно. Ты должен четко осознавать, что мне нужно. Отвечай глазами. Да — вверх-вниз. Нет — вправо-влево. Ясно?
Старик не «отвечает».
— Хорошо. Тогда слушай еще. Я не буду тебя пытать. И убивать не буду. Я сделаю так, что твой труп найдут утром повешенным на люстре. Ты станешь самоубийцей.
Во имя темной души Шиилы. И это не сработало? Либо я просчитался с пониманием моральных принципов Джунсиначи, что для них самоубийство, скорее всего, страшный позор. Либо, крыса оказалась крупнее, чем я думал. И старик вообще не имеет никакого отношения к этому клану.
