Эстер, пришла с работы хозяйка дома и пригласила Зеленку отужинать вместе со всеми. Зеленка принял и это приглашение. Словом, засиделся он у Колечанских. На сей раз до позднего вечера. Лишь часов в одиннадцать спохватился, подпрыгнул как ужаленный на стуле и, извинившись за столь долгий визит, поспешил откланяться.
— Здесь у нас как раз был бивак. Сало жарили на палочках, — объяснил Колечанский-старший на следующее утро, когда они прибыли в лес под названием «Большое болото».
Зеленка осмотрелся вокруг. Кромка леса тянулась перед ними в дюжине метров, отороченная кустами шиповника. Вдоль опушки пролегала проселочная дорога. По другую сторону проселка, далеко, насколько видел глаз, тянулось едва зеленеющее кукурузное поле.
— Ну и как мы пойдем дальше? — спросил он.
— Давайте развернемся в цепочку…
— Вот сюда я и вышел из лесу в прошлый раз! — вдруг обрадованно воскликнул Колечанский-старший. Все поспешили к нему. Здесь поле острым клином врезалось в край леса. От опушки из кустов шиповника лес отделяло небольшое, в несколько метров, болотце.
— Помню я и это болото. Я его тогда по краю обошел. Только оно, помнится, в то время побольше было. А мне не хотелось еще раз возвращаться в глухой лес, и я стал забирать левее, — объяснил он.
Колечанские и с ними Зеленка перебрались через болото по узенькому перешейку, на котором теперь курчавилась молодая кукуруза, а дальше им все же пришлось идти по невспаханной, хлюпающей под ногами, покрытой редкой травой луговине. Тут-то они и наткнулись на следы ботинок Яноша Колечанского, глубоко впечатавшихся в черную зыбкую болотистую землю! Они внимательно осмотрели вмятины в земле.
— Отец! Вот он, твой след! Смотри! — позвал отца Янош-младший.
Все сразу сгрудились вокруг него. Зеленка и Колечанский-старший принялись разглядывать след.
— Что ж, похоже, что это он и есть, — несколько неопределенно протянул Зеленка.
— Ясное дело, мой след, — подтвердил Колечанский. — Оттуда я шел, — кивнул он головой назад. — Но кукурузы я, конечно, не припоминаю. Ее, видно, позднее посеяли. А дальше я во: туда поддел…
Они шли, придерживаясь следов, по кромке поля.
Державшиеся впереди Зеленка и Янош-младший одновременно заметили на земле след, забрызганный чем-то белым и уже наполовину укрытый сочными молодыми листьями одуванчиков.
— Вот это-то нам как раз и надо! — обрадованно вскричал теперь уже Колечанский-младший. Зеленка же молча наклонился к следу, осторожно взял двумя пальцами немного белых крошек, смешанных с землей, и стал внимательно разглядывать их.
— Гипс! — определил он и улыбнулся остальным. — Ну знаете, скажи мне кто — ни за что бы не поверил! Это же какой счастливый случай, что след сохранился в таком виде больше трех недель. Прямо как в сказке. — Он наклонился и нагреб в целлофановый мешочек с пригоршню земли и рассыпанного вокруг следа гипса. — Ну что ж, это все мы теперь очень внимательно изучим!
— А вы не верили, что мы что-то найдем? — спросила Эстер.
— Честно говоря, нет, — подтвердил Зеленка, взглянув на девушку. Попросив у Илдико ее фотоаппарат, он сделал несколько снимков следа в разных ракурсах.
После столь счастливой находки можно было вернуться к исходному пункту и, как три недели назад, разбить бивак.
Весело запылал костер, но пока участники прогулки еще не принялись жарить над огнем сало на прутиках, Зеленка решил задать кое-кому несколько уточняющих вопросов. Начал он с Колечанского-старшего.
— Вспомните, во время вашей прошлой прогулки никого чужого поблизости не было?
— Был, помню, какой-то человек, у него еще шляпа приметная — зеленая с фазаньим пером. Мы его несколько раз видели, — сказал Колечанский-старший.
— Нам даже странным показалось — чего он все возле нас трется? Лес-то большой! — добавила Илдико.
Зеленка покивал головой. Потом он снова вернулся взглянуть на болотце, находившееся на расстоянии пятидесяти метров от них, за поворотом проселочной дороги.
— И молодые Радачи все время с вами были? Они не отставали, когда все пошли в лес?
Молодой Колечанский сразу же понял, куда клонит Зеленка.
— У Балинта не было при себе никакого гипса. Это совершенно точно. Мы же со станции с ним вместе отправлялись.
Зеленка закончил свои расспросы. Каждый подыскивал себе подходящий прутик, чтобы жарить над огнем кусочки сала. Пламя вспыхнуло ярче, и все расселись вокруг костра, предвкушая вкусную и веселую трапезу.
Как следует отдохнув и отведав пахнущего дымом аппетитного кушанья, все дружно встали, убрали за собой мусор, а остатки пищи сложили в сумки. Потом затоптали костер и закопали в землю тлеющие угли.
— Ну что, теперь пошли собирать ландыши? — предложила Илдико. И, сопровождаемая мужем, двинулась в сторону леса.
— Пойдем и мы. Пособираем цветов, — сказала, не смея обратиться прямо к Зеленке, Эстер. Тот с готовностью вскочил, и они скрылись за высокими зарослями шиповника.
У кострища остались только муж и жена Колечанские-старшие. «Чего мешать молодым?» — подумал отец и с удовольствием растянулся на траве. Через полчаса молодежь вернулась из леса — сразу всей гурьбой, веселые, с букетами цветов в руках, красивые, раскрасневшиеся.
Колечанский залюбовался детьми.
А во вторник утром, на оперативке, Геленчер предоставил первое слово Пастору. Тот доложил:
— Леринц Фодор, внебрачный сын покойного Леринца Колечанского, родился в 1952 году, в школе учился хорошо, затем окончил строительный техникум, после чего полтора года работал в Будапеште. Прописан в квартире матери, навещал ее два раза в месяц. Тридцать первого марта также ехал домой на три дня праздника, по до дома не доехал. Выпал с площадки вагона отправляющегося поезда и угодил под колеса. Смерть наступила мгновенно…
Леринц Фодор являлся сыном ныне покойного Леринца Колечанского, что подтверждается решением суда, согласно которому отец признавал мальчика своим ребенком и платил ему алименты до совершеннолетия. Поскольку Леринц Колечанский не оставил после себя завещания, Леринц Фодор после смерти отца являлся бы единственным прямым наследником.
В субботу после полудня я навестил Каталину Фодор, мать внебрачного сына Леринца Колечанского. В понедельник же, в Будапеште, в отделении железнодорожной милиции, я изучил дело Фодора. Что касается Каталины Фодор, то она одинока, живет в однокомнатной квартире. На вид она женщина симпатичная, ей под пятьдесят, всю жизнь была простой рабочей. Вот послушайте запись нашего с ней разговора… — Пастор включил магнитофон.
«— …О моем сыне? — зазвучал приятный женский голос. — Да вот его фотография… Тридцатого апреля он попал под поезд. Нет у меня больше сыночка, солнышка моего ясного… — нежные слова прервались горькими рыданиями.
— Это был несчастный случай?
— В Будапеште в милиции сказали, мол, есть свидетели, которые могут подтвердить, что при посадке на поезд была толчея и сына моего кто-то нечаянно
