в связи со строительством у нас камвольного комбината.
Скажу, что не совсем понял Ваше письмо и в части того, почему это центр ответственности переместился в мою сторону. Прошло несколько дней после получения Вашего письма, и мне стало все более или менее ясно. Напомню, что когда возник вопрос о разводе, я выслал Вам заявление. Потом мне позвонили из нар.суда и попросили зайти по делу. Дело там было наше. Просмотрев его от корки до корки (правда, бегло), интересными показались Ваши первые обоснования причины развода. Я бы, например, никогда в официальные органы не писал этого. Какой я, оказывается, негодяй, или даже и этого мало, к тому же осмелился оскорбить благородных людей?! Что если бы я также приложил письмо Н. Чернова или какой-то Маруси с почты? Было бы совсем оригинально. Посмотрели бы судьи и заседатели, как могут культурные люди писать такую ерунду и несусветную чепуху. Виноват я даже в том, что я старше на 18 лет… Но это я Вам, кстати, всегда говорил. Я должен был написать свое обоснование к разводу и согласие, что и сделал. Нар.судья сказал мне, что это от меня и требуется, остальное – формальность. Ваше последнее заявление в нарсуде я видел. Про Гроховицкого там ничего нет, а это и есть главное основание всему неприятному (во всяком случае) и причина развода. В своих обоснованиях я это упомянул, конечно. Дело ушло обратно в Ташкент во второй участок района, где, вероятно, и слушалось. Мне, безусловно, ясно, что главной причиной всем неприятностям являются Ваши родители. Но ответственность не снимается и с Вас, Лидия Петровна, потому что Вы – умный человек. У Вас недостаточно силы воли. Я и сейчас представляю, как Вы растаяли перед вернувшимся с фронта офицером Гроховицким – вместе с родителями были в восхищении от него: умело пьет, танцует, инженер, друг юношеских дней и прочее. Если Вы пишете правду, что он невнимательно относился к Вам и Вашей преданности ему, то он – подлый человек. Он должен был знать, что Вы пошли для него на всё – забыли свою честь, пошли на измену человеку, который Вас искренне любит, уважает, ничего плохого не позволил Вам сделать, который стал бы беречь свою любимую жену больше самого себя – во всем этом Вы были уверены, но забыли под впечатлением. Представьте, Лидия Петровна, я часто вспоминаю Вас. Знаете, почему? Полюбив впервые настоящей любовью человека – это невозможно никогда забыть. Мне неудобно сейчас писать этого Вам, но дело уже ушло в прошлое.
Лида, Вы сейчас – образованный взрослый человек, симпатичная женщина. Уверен, что жизнь свою сумеете организовать и быть счастливой. Не могу не простить Вам всего того, о чем мне трудно вспоминать, значит, так нужно для жизни. Будьте здоровы и не горюйте на свою судьбу, все будет хорошо. Дело к этому идет!
Во второй части письма, Лидия Петровна, мне хотелось бы поделиться с Вами, как протекает моя жизнь. У меня сейчас хорошая жена, мы любим и уважаем друг друга. У нас есть сын Саша, который связывает нас еще крепче. Работаем на фабрике. На охоту и рыбалку хожу редко, все больше сижу в гараже.
Здоровье пока неплохое. Каждый год ездим отдыхать на юг, правда, не всегда вместе. Этим летом я был в Ялте, жена – в Сочи. В 1952 году ездили в Крым всей семьей на своей машине. Купил телевизор, чтобы Аля не заставляла меня ходить с ней в кино и на спектакли.
Это коротко о своем житье – бытье, если интересно. Знакомый Ваш, Иван Ремизов.
P.S. Если надо мне прислать (или выслать) Вам документы, пишите. Если Вы будете присылать, то напишите, как здравствуют Ваши родители и Женя, Вера, Ваня – интересно все-таки. И.Р.»
Ну, вот перед Олей последнее письмо! Все тайны раскрыты, но был интерес, какой же точкой закончится этот необычный роман. Последнее (тридцать четвертое) послание было написано уже размашистым, но по-прежнему мелким почерком Лидии.
«23.09.1953 г. г. Ташкент
Многоуважаемый, Иван Михайлович!
Опять беспокою Вас. 13 декабря мне предстоит 2-х месячная командировка по моей диссертационной работе в Ленинград, несколько дней смогу быть в Москве, так что буду иметь возможность передать Вам документ по разводу, но можно, конечно, переслать его почтой.
После обмена паспорта, согласно брачного свидетельства, я сменила фамилию на Вашу, но сейчас хочу вернуть опять на свою фамилию. Иначе предстоит менять все документы заново. Как основание, в заявлении указала, что «брак был только юридически оформлен, фактически я женой И.М. Ремизова еще не была по причине, что я училась в вузе в городе Ташкенте. После окончания учебного года я должна была переехать жить к мужу и перевестись учиться в московский вуз. Перевод в Москву не был своевременно оформлен, и я осталась учиться в Ташкенте. Затем коснулась Гроховицкого, от которого имею ребенка».
Ваше письмо получила, искренне рада, что у Вас уже большой сыночек, а он ведь мог быть моим… Иван Михайлович, очень прошу Вас, простите меня за мое девичье безрассудство. Только одно хочу, хочу услышать от Вас – прощаю, мне сразу станет легче жить. Все эти годы я так страдала…
Благодарю за столь хорошие пожелания Ваши. Да, вероятно, возможно, и мне улыбнется счастье, во что мне трудно верить.
Желаю Вам здоровья, успехов в работе, счастья!
Иван (разреши мне тебя так назвать в последний раз), остаюсь всегда с глубоким чувством уважения к тебе.
Как не тяжело мне писать эти строки, но: прощай, мой друг, теперь-то навсегда.
Лидия.»
Ну, вот, и конец романа! Оля посмотрела на часы. В саду вечерело. Солнце уже стало опускаться за лесом, окрашивая небо розовым закатом. В воздухе стояла свежая жара, рассеивающаяся сквозь листья старых яблонь. Бабушка говорила, что первоначально было высажено восемнадцать деревьев, и было это (Оля задумалась, подсчитывая годы) 55 лет назад! Осталось только девять деревьев, и они были с могучими стволами, покрытыми корявой корой, ветви поднимались выше дома. На душе было ощущение сделанной работы. Чтобы поставить точку, надо было написать письмо Максиму Ремизову (фамилия, однако, у него дедушкина). Для ответа лучше всего подходило последнее письмо Лидии. Ну, не посылать же письмо с угрозами, написанное, очевидно, под чью-то диктовку: «…буду жаловаться в партийную организацию»! Тем более в этом последнем письме от 1953 года она собственноручно написала фамилию отца своего ребенка. Оля сфотографировала пожелтевшие страницы, исписанные перьевой ручкой фиолетовыми чернилами. Открыла электронную почту и, подумав несколько секунд,
