— Ну что, читаешь о своих подвигах? Все ли так прошло, как надо?
— Да ты, видать, совсем ума лишился! — возопил Роман. — Ты что, веришь тому, что там написано? Ты что, меня не знаешь?
— Знаю, — ответил Арбуз, — но люди меняются. Откуда мне знать, может быть, ты превратился в стяжателя и решил, что все средства хороши?
— Мишка, не будь идиотом! Всякое я делал в своей жизни, но такое… Это же подлость высшей марки!
— Так ведь ты у нас и артист высшей марки.
— Слушай, — Роман нахмурился, — это что же получается? Любой пидор может обвинить кого угодно в чем угодно, и лучший друг тут же будет бить этого человека в лицо? Ну так я это исправлю. Я найду этого, как его… Громовержца, надо же, какой псевдонимчик взял! И я ему его громы и молнии в жопу забью.
— А с ним мы тоже разберемся, будь уверен, — Арбуз достал сигареты, — но пока что ты меня очень огорчил. Очень. Так, как никто в жизни. И имей в виду, что если этот Громовержец прав, то…
— Понятно, — Роман криво усмехнулся, — Платон мне друг, но истина дороже?
— Да. Истина дороже.
Арбуз закурил, и Роман увидел на его лице неподдельное горе.
— Надо же, — задумчиво произнес Арбуз и стряхнул пепел на пол, — такая нежданка…
— Так ты и в самом деле веришь этому? — Роман пристально посмотрел на Арбуза.
— Я никому. И ничему. Не верю, — раздельно ответил Арбуз. — Я не имею права верить. Если бы ты знал, какие искренние глаза я видел, какие клятвы слышал, а потом оказывалось, что… В общем — не верю. До тех пор, пока не будет доказано то или другое.
— Но ведь и то, что написал этот щелкопер, тоже не доказано!
— Верно, — кивнул Арбуз, — но… Тут, понимаешь, какое дело… Ведь он взял на себя смелость высказаться в печати, перед всем народом, а это говорит о том, что человек готов ответить за свои слова.
— Вот он и ответит, — зловеще произнес Роман, — ох, ответит…
— Может быть, — согласился Арбуз, — но пока что не он, а именно ты в незавидном положении. И я не знаю, что делать.
— Кофе будешь? — миролюбиво спросил Роман.
— Кофе… — Арбуз нахмурился, затем вздохнул. — Буду, куда ж я денусь.
Роман встал и, потирая ушибленную скулу, пошел на кухню, где из чайника давно уже шел пар.
Арбуз тоже прошел в кухню и, остановившись в дверях, оперся плечом на косяк. Следя за тем, как Роман занимается кофейными процедурами, он задумчиво сказал:
— Я тоже не хочу верить, что это ты сам двинул у себя винчестер. Но пока не могу. Однако… Однако есть способ закрыть эту тему в любом случае. Если ты поможешь своему старому другу, я забуду о твоей… ошибке. И позабочусь о том, чтобы никто никогда о ней не вспомнил.
— А если не было этой ошибки? — Роман, держа в руке сахарницу, обернулся к Арбузу.
— А если не было… Тогда я все равно собирался обратиться к тебе.
— Ну так обратись просто так.
— Просто так… — Арбуз поморщился. — Знаешь, что это значит?
— Знаю, — хмыкнул Роман, — но это только у таких уродов, как твои татуированные зольдатики. А у всех нормальных людей это не значит ничего особенного.
— А ты можешь назвать их уродами в лицо? — усмехнулся Арбуз.
— Наверное, нет, — признался Роман, — страшно. Но если будет очень надо — то, конечно, назову.
— Лучше бы такого случая не было, — вздохнул Арбуз.
— Да, — кивнул Роман. — Ну так что там у тебя, излагай!
Арбуз помолчал, потом, посторонившись, пропустил Романа, который нес в комнату поднос с кофе и прочими сопутствующими лакомствами, и сказал:
— Мы все не ангелы, а некоторые из нас даже очень. Но есть один человек, который попал в тюрьму совершенно ни за что, и сидеть ему там никак нельзя.
Арбуз помолчал и продолжил:
— Потому что из него сделали крайнего, чтобы закруглить одну очень важную и страшную тему. Его засудят, дело закроют, а потом его в тюрьме убьют. И концы в воду. Нужно помочь ему бежать. Иначе я не смогу спокойно жить.
Роман поставил поднос на журнальный столик, отшвырнул ногой валявшуюся посреди комнаты злополучную газету и, сев на диван, сказал:
— Садитесь жрать, пажалиста!
— Спасибо, — ответил Арбуз и, развернув стул как следует, сел напротив Романа.
— А чем же я тебе могу помочь? — спросил Роман, насыпая себе растворимый кофе. — Напильник в булочке? Веревочную лестницу?
— Нет, — Арбуз усмехнулся. — Теперь не те времена. Так ты мне скажи — поможешь? Сделаешь то, что потребуется?
Роман помолчал, а потом, посмотрев Арбузу прямо в лицо, ответил:
— Сделаю. Для тебя — сделаю. Но только ты не думай, что это из-за…
И он посмотрел на валявшуюся под батареей газету.
Арбуз тоже посмотрел туда и сказал:
— А я и не думаю. Этот вопрос пока остается открытым. Ну а раз ты сделаешь, тогда слушай. Когда, ты говоришь, у тебя концерт в «Крестах»?
* * *
Тюремный двор не место для концертов.
Но когда очень хочется, можно сделать многое.
Можно заставить слона танцевать на арене с бантиком на шее, можно сделать из мужчины подобие женщины, отрезав одно и пришив другое, можно повернуть реки вспять, а можно за восемь часов построить во дворе «Крестов» огромную конструкцию, включающую в себя сцену, порталы, фермы для светотехники и многое другое.
Двадцать два монтировщика, которые пахали, словно Стаханов в приступе белой горячки, создали из металлических труб, угольников и сложных узловых элементов умопомрачительный решетчатый дворец, а другие специалисты навесили на его ажурные переплетения сотни три разнокалиберных прожекторов и светильников. В это время по краям сцены, уже застланной толстыми фанерными щитами, были возведены две зловещие башни, состоявшие из множества черных ящиков. В передних стенках ящиков были отверстия, в которых виднелись громкоговорители устрашающих размеров, а на самом верху этих мрачных нагромождений красовались черные металлические рупоры, направленные в сторону публики и напоминавшие о трубах Страшного суда, перспектива которого, впрочем, эту самую публику совершенно не беспокоила.
Начальник «Крестов» Николай Васильевич Валуев, вышедший во двор, посмотрел на это сооружение, ужаснулся и отправился к себе в кабинет выпить коньячку, чтобы успокоить нервы, а заодно и пересчитать деньги, полученные от организаторов концерта. За делами до сих пор не удосужился проверить сумму, которую предстояло разделить между заинтересованными лицами из тюремной администрации.
Вчера, когда в кабинет Валуева почтительно привели маленького плотного еврея с труднопроизносимой фамилией Каценеленбоген, который представился генеральным спонсором готовящегося мероприятия, матерый вертухай совершенно машинально стал прикидывать, в какую бы камеру его отправить.
