— Знаешь же, чем закончилась последняя такая дружба. Повторять не хочется.
— Не все такие твари, как Славик твой. Не все уводят жен.
В груди кольнуло. Уже не так, как раньше, но ощутимо по-прежнему.
После четвертой порции забористого напитка я отправился на поиски кофе. Немного протрезвел от крепкой горечи, еще покурил разок под дребезжащий голос Василия и заказал такси к матери. По дороге сделал остановку в ее любимой кондитерской и у банкомата.
Мы с ней хорошо провели время вместе. Наелся я на неделю вперед — сегодня мама превзошла даже саму себя, на сладкое желудка не хватило. Поговорили на отвлеченные темы, не касаясь отца, Лили и моей работы — на них негласно был наложен запрет. Я сунул ей конверт с деньгами и собирался уезжать, когда входная дверь открылась, ознаменовав явление Христа народу.
— Владилен, — произнес отец, прожигая строгим взглядом.
Знал же, как я ненавидел полное имя, знал, за какие нити дергать. Знал и провоцировал.
Этот урод, отработавший всю никчемную жизнь на заводе, отыгрывался за любые неудачи на собственной семье. Он много лет подряд выбивал из меня «дурь» — так он называл тягу к рисованию, потому как настоящий мужчина мог заниматься лишь физическим трудом, а не «мазней» — это по его весомому мнению. Спасибо Василию, без него я бы не вырвался из проклятого замкнутого круга.
Жаль только мать было оставлять с этим абьюзером, но после армии я сумел объяснить на понятном ему языке — сломал коленную чашечку, что, если увижу у нее хоть один синяк, живым не оставлю. Вот только моральное насилие никто не отменял, а мать была слишком зависима, чтобы его бросить.
Он, хромая, подошел ко мне, а мама уже засуетилась, влезая между нами, как подушка безопасности. Но я и не собирался трепать нервы, как и вести задушевные диалоги тоже. Встал, поцеловал ее и пошел обуваться в прихожую. Правда, отец и тут отыскал, что мне предъявить: заявил, что отношусь без должного уважения, раз отказываюсь с ним выпить.
— Не думал, что скажу это, но ты прав. Я тебя не уважаю, — выдал прямо в лицо.
Черт дернул.
— Люба! — заорал он во весь опор.
За пару мгновений поднялся крик, его глаза налились кровью. Дежавю из детства, только вот я уже ни хрена не тот пацан.
— Не смей повышать на нее голос! — схватив его за ворот, отчеканил я. — Узнаю, что хоть пальцем тронул, в лучшем случае окажешься в инвалидном кресле. Ты меня понял?
Его ноздри раздувались, лицо окрасилось в бардовый, но он стиснул зубы и молчал.
— Ты меня понял, спрашиваю?
Ушел, только добившись кивка. В сторону мамы даже не посмотрел, знал, что увижу там лишь осуждение.
Внизу у подъезда вдохнул морозную свежесть: погода испортилась, температура упала градусов на десять, небо нахмурилось. Конец февраля в Питере — то еще удовольствие.
Подкурил сигарету, как раз когда позвонила Инна.
— Влад! — завизжала она, я даже динамик убрал дальше от уха. — Ты не поверишь! Бернар! Он сам позвонил! Ты можешь представить?
Я был неслабо удивлен, но пока мало что понял.
— Что он хотел? Зиму? Я не изменю решение.
— Тебя! Он хотел тебя!
Она быстро тараторила, пересказывая диалог с французом, который впечатлился моими работами, стойким отказом продать Зиму и пригласил в Марсель, чтобы я создал для него нечто еще более выдающееся. Это предложение было целью моего тернистого пути, вот, за чем я гнался долгие годы — за масштабами и простором для творчества.
Я пообещал заехать к ней завтра, сегодня все лимиты взаимодействий с внешним миром были исчерпаны. Огляделся в поисках урны, зашел за угол и застал бесформенное тело в дутой куртке и с баллоном краски в руке.
— Эй! — окликнул я горе-художника. — Да стой ты, Макс!
Парень дернулся бежать, но обернулся и скинул капюшон. Манеру соседского парня, закрашивающего разбитые стены подъезда рисунками с социальным посылом, я узнал без труда.
Когда подошел к нему, с верхнего балкона пятиэтажки послышались крики: кто-то скандалил и, судя по тому, как напрягся Максим, его отчим снова разошелся не на шутку. Я снял с лица мальчишки маску, повернул щеку на свет. Зараза, так и думал — фингал под глазом размером с теннисный мяч.
Похожи мы были, я тоже в свое время бунтовал и заявлял протест уличным творчеством. Правда, мое никто не оценил, а вот на его я с интересом засмотрелся.
— Здравствуйте, Владилен Всеволодович.
Глаза парня загорелись. Я хорошо помнил, как он был счастлив, когда пару лет назад мать познакомила нас.
— Просил же — просто Влад.
— Извините, — он потупил взгляд.
За его спиной на гараже был изображен святой ангел, что сыпал деньги, золото и прочие богатства с небес на землю, а народ, выстроенный в строгую вертикальную пирамиду, на верхних ярусах выхватывал себе все, что мог. И простому парню внизу цепочки не доставалось ничего.
— Так и не съехал?
— Да съеду, — пробурчал под нос. — Коплю. Работал на стройке, но меня надули и почти ничего не заплатили, а сейчас вообще простаивает все.
— Не поступил?
— И не пытался. Деньги нужны, куда мне учиться.
Да точно вылитый я, когда завалил первую сессию и решил бросать университет. Только мне после подобных слов по затылку прилетело от Василия.
Крики наверху стали громче, я невольно сжал кулаки.
— Да вы не парьтесь, я у друга кантуюсь. Просто к нему девчонка приехала и… Ну, короче…
— Выгнал?
— Да не, он хороший тип. Шпилились они громко, — произнес это с таким вымученным выражением лица, что я рассмеялся.
— Завидуешь?
— Че? Да на фиг мне эти телки нужны!
Вот и правильно, — хотел я добавить. — Одни ведь проблемы от них.
Телефон подал признаки жизни, и я отвлекся на миг. Так и замер.
«Привет, с днем рождения!»
Мне пришло сообщение от абонента «Сон мой».
Чудо случилось.
Почувствовал, как в груди разливается тепло. На радостях потрепал удивленного мальчишку за волосы — такие же смольно-черные, как у меня. И даже солнце вышло из-за туч.
Что там говорил Василий? Найти себе молодого друга? Может, и стоило попробовать. Если я собирался покорять Францию, мне мог понадобиться помощник.
— Сколько тебе обещали заплатить на стройке?
Макс сощурился.
— Двадцать пять, — выдал он после короткой паузы и явно соврал.
— Даю тридцать и жилье, если справишься.
— Согласен, — ответил парень, не раздумывая ни секунды.
