– Возьми, – протягиваю пару салфеток сразу, как только оказываемся в машине, – не реви.
Луиза ошарашенно смотрит на меня своими огромными глазищами. Навеивает воспоминания, от которых хочется тряхнуть головой. Салфетки берет. Но только сильнее размазывает ими тушь под глазами. Вжимается в кресло. Сминает бумагу в кулак.
Ее всхлипы слышно еще несколько минут. А потом она затихает. Снимает туфли и подтягивает ноги к груди. У нее шикарные ноги. Можно кончить лишь от визуала. Стройные, с намеченным рельефом и гладкой матовой кожей. Не загорелой. Естественной. На удивление, она вся осталась естественной. И меня, конечно же, несет. Хочется ее трахнуть. Сейчас, в этой самой машине, без прелюдий и любезностей. Разодрать к чертям это ее платье и…
Пальцы впиваются в руль все сильнее. Суставы похрустывают от перенапряжения. Это отвлекает. Происходит перезапуск самоконтроля. Анализирую происходящее и отвечаю на слишком провокационный для себя вопрос. Почему я злюсь? Потому что где-то в глубине души хочу ей верить. Меня за шиворот тянет в прошлое, туда, где я был готов на все ради нее.
Переключаю скорость и в очередной раз подмечаю ее зашуганность. Она словно ждет начала бури. Всегда настороже. Готова схватиться за нож или что-то, что попадется ей под руку. Говорит тихо. Старается не привлекать внимания. Шарахается от лифта. И это не клаустрофобия. Не боится она замкнутых пространств. Дело именно в чертовой кабинке. В машине ее так не колбасит. Она сто процентов увязла в каком-то дерьме. Это сложно не заметить.
Куда она влезла – значения не имеет. Я здесь не за этим. Сейчас Лу нужна как человек, знающий Мельникова. Говорить хоть о каком-то доверии к ней здесь бессмысленно. Той, кем она стала, верить слишком опрометчиво.
– Прости, – ее голос вырывает из размышлений. Она ведет плечом, копошится с ремнем, поправляя вывернувшуюся ленту, ту, что полоснула ее грудь по диагонали. – Вообще, я менее эмоциональна. Просто вспомнилось что-то, – тяжело вздыхает и втягивает носом теплый салонный воздух.
– В конце недели ты мне понадобишься, – намеренно игнорирую ее уточнения. – Завтра я улетаю по делам, когда вернусь, нам с тобой будет что обсудить.
– Хорошо.
– Мельникову лучше об этом знать…
– Куда летишь?
– В Москву.
– Хорошо, я передам, – качает головой и отворачивается.
То, что я о ней знаю, и то, что вижу, никак не стыкуется в моей башке. Гребаный диссонанс.
Отбиваю по рулю играющую по радио мелодию, не сразу соображая, что мне звонят.
– У тебя телефон, – Луиза косит взгляд к валяющемуся в подстаканнике айфону.
Убавляю громкость музыки кнопкой на руле и тянусь к трубке.
Звонит Седой. Когда-то я случайно спас его дочь. Она решила покончить с жизнью. Хотела сигануть с моста. Не получилось, точнее я не позволил.
Тогда, шесть лет назад, я еще не имел четкого понятия, кто такой Седов Анатолий Сергеевич. Сиделец, вор в законе, криминальный авторитет Седой. Он тогда долго благодарил за спасение своей двинутой дочурки, а в благодарность вместо денег позвал к себе. Охранять эту наголову пришибленную малолетку.
Меня уже тогда готовили к внедрению, правда равда в другую операцию. Я подходил туда по параметрам, несмотря на всего один курс академии.
Но случай с девчонкой переиграл все на сто восемьдесят. Это была большая удача – почти с ноги залететь к Седому. К человеку, что держит за яйца добрую половину криминального мира. Это был большая удача.
В родной город я тоже вернулся не совсем по своей инициативе. За последние годы монополия на добычу и переработку рыбы во всем Крае, которую мой отчим незаконно выстраивал десяток лет, начала сильно мешать высокопоставленным людям. Мельников стал наглеть, но спускать на него собак в открытую никто не захотел. И тут снова подвернулся я. Пасынок. Человек вхожи в дом. Человек, заинтересованный в наследстве.
Плюс во всей этой истории с лесом оказались замешаны и другие вещи. Такие как наркотики…
– Клим, здравствуй, дорогой. Тебе там помощь не нужна? А то уехал и пропал. Может, ребят отослать? – Анатолий Сергеевич говорит с хрипом. Множественные воспаления легких и ангины, пока отбывал сроки, короче, молодость, идущая по этапу, дала о себе знать.
– Все нормально. Я справлюсь сам. Мне достаточно Матвея и моих ребят.
– Ну, как знаешь. Когда в Москве будешь?
– Не поверите, утром прилетаю.
– Добро. Жду тебя у себя. Разговор есть.
– Буду.
Седой отключается первым. Бросаю телефон обратно в подстаканник и сворачиваю к Луизкиному дому.
Она сидит как мышка. С виду забитая, но я-то знаю, что впитывала каждое слово моего разговора.
– Спасибо, что подвез.
Киваю и внимательно наблюдаю за тем, как она пытается отстегнуть ремень. Не знаю, какие у нее возникают проблемы с этим предметом, но он ей категорически не поддается. Выводит из себя. Лу нервничает, потому что хочет побыстрее уйти. Я бы даже сказал, сбежать.
Вытягиваю руку, чтобы остановить ее жалкие попытки. Касаюсь холодных пальцев, и она вздрагивает. Бросает на меня пытливый взгляд. Отвожу ее ладони в сторону, но почему-то не отпускаю. Ремень отщелкиваю уже другой рукой.
Луиза кусает нижнюю губу и часто дышит. Привлекает внимание к своим губам. Чистым, без единой капли помады. Член в штанах болезненно дергается. Наливается кровью и увеличивается в размере.
Подаюсь вперед всего на пару сантиметров. Ее лицо совсем близко. Если я сейчас потяну ее на себя, не остановлюсь. Это не просто возбуждение. Это смесь злости, обычного мужского желания и моих воспоминаний. Она не просто девка. Она что-то более глубокое, личное. Прошлое. Точнее уже прошедшее. Но до сих пор откликающееся во мне.
У меня нет желания ей мстить или смешивать с грязью. Я использую ее в открытую, и она это прекрасно знает. Но то, что на протяжении всего этого времени творится внутри меня самого, выходит за рамки.
14
Мы сидим в какой-то ненормальной тишине. Она поглощает собой все живое. Тянусь к двери, но что-то внутри меня останавливает. Спина прилипает к креслу. Он все еще сжимает мои пальцы, подушечки которых покалывает от волнения.
