Кто бы тогда, в библиотеке, сказал ей, что она еще столкнется с последствиями этой трагедии?
− Тогда где же… − Старуха отпустила Диму и огляделась, вдруг перестав узнавать окружающую обстановку. Гостиная потрескалась. Под ее оболочкой обнажились мрачные стены общежития призраков. − Где мы сейчас?
− Позвольте представиться. Меня зовут Кора Сонина, и я − местная смотрительница. Вы сейчас в призрачном общежитии. То, что вы сейчас видите, − ваша персональная комната, отвечающая за комфортное пребывание в промежуточном состоянии перед уходом в мир иной… Вы мертвы. Извините.
Затем торопливо вытащила из кармана распечатку фотографии, которую сделали несколько часов назад. На ней были изображены два надгробия.
Кора показала ее духам, пытаясь не нервничать. Она впервые делала что-то столь деликатное и ужасное одновременно.
− Там наши имена, − подал голос Дима.
− Да. Я не знала, поверите ли без доказательств… Вот.
Мальчик кивнул. Затем поглядел на бабушку неожиданно спокойным понимающим взглядом.
− Я все помню. Мы были на мосту, и ты сказала, что не хочешь больше видеть этот город. Потом вспышка, крики − и вот мы здесь.
− Как же я могла?
Призрак старухи поблек. Силы, удерживающие ее на земле, внезапно иссякли, и она выглядела напуганной. Кора поняла, что она больше не знает, что ей делать. Слезы текли по изможденному лицу и, стекая с искривленного кончика носа, превращались в золотистые пылинки.
Дима робко подошел, взял ее за руку:
− Пойдем, а? Тетя-смотрительница права, нам пора.
− Куда?
Он указал на образовавшийся в стене проход. Кора увидела лестницу на третьем этаже, ту самую, что вела к замурованному проходу на крышу. Только сейчас никаких преград не было. Сверху, из проема лился яркий солнечный свет.
Кора заметила, что вокруг полно призраков, и они заворожено следят, как эти двое осторожно приближаются к ступеням. С каждым движением их тела становились полнокровнее и ярче. Казалось, воздух наполняет смех. Кто-то позвал их с той стороны − в воспоминаниях Коры это были два голоса, женский и мужской − и мальчик ускорился. Потянул за собой бабушку, их лица расцвели…
Затем все исчезло.
Не было ни проема в небеса, ни переполняющего душу вдохновения, ни прочих призраков. Кора стояла посреди пустого коридора и часто моргала. На щеках почему-то была влага. Она утерлась тыльной стороной ладони и услышала голос Гвидо. Напуганный, необычайно высокий.
− Ушли. Ты заставила их вспомнить, кто они, и уйти!
Часть 5.
31
В тот день что-то неумолимо изменилось. Быть может сама Кора, но скорее остальные обитатели призрачного общежития. Они вдруг стали более почтительны. Перестали избегать ее и пытаться при любой возможности раствориться в стене.
Секрет был прост. Теперь призраки ждали ее помощи. Кто-то хотел поскорее уйти в неизвестность, другие надеялись через смотрительницу передать весточку живым родственникам или разузнать про важные им вещи. Кора оказалась завалена просьбами, и конца им не было.
Но главные перемены коснулись задиристого пакостника. Гвидо исчез, затаился в своем пыльном углу. Больше никто не подбрасывал ей на порог мусор, не стучал в стены, не пытался напугать. Кора решила, что это к лучшему. Тем более новые задачи полностью захватили ее внимание.
Навязанная обманом должность неожиданно стала призванием. Она чувствовала, что меняет мир в лучшую сторону.
Конечно, ей все еще приходилось работать в кафе. Владелица потребовала научиться рисовать на кофейной пенке, и Коре пришлось отсмотреть уйму видео-уроков на эту тему. Плюс, теперь, когда секретность рухнула, Лиза требовала много внимания, засыпая звонками с утра до самой ночи.
Монотонная жизнь, тянувшаяся со смерти отца, вспыхнула новыми яркими красками.
Единственной проблемой оставались друзья из художественного кружка. Их забота о ее здоровье местами начинала напоминать паранойю. Это было лучше, чем игнор или затаенная обида, но иногда Кору так и подмывало рассказать правду.
«Они же мои сверстники, они должны поверить» − так ей иногда казалось. Что плохого в тайне, разделенной с друзьями? Никто не говорил, что надо держать язык за зубами. Но каждый раз Кора вспоминала о всех тех проблемах, происходивших с ней в общежитии №37, и умолкала на полуслове.
В ее жизни наступил новый период. Время принятия своей судьбы. Она еще не знала, что за этим последует, но уже чувствовала легкий ветерок, который со временем собирался перерасти в настоящую бурю, что затронет каждый уголок ее жизни.
32
Ноги ужасно крутило.
Мироздание весьма разумно предусмотрело для усопших возможность переосмыслить свои грешки и проблемы перед уходом загробный мир. Но необходимость ради этого лезть через забор жилого дома, чтобы освободить запертую в сарае собаку нового постояльца, слегка напрягала Кору. Хотя она старалась не жаловаться.
Новым испытанием оказался факт, что Тапочек − это здоровенная немецкая овчарка. Пес чуть не сбил ее с ног, когда она отодвинула задвижку. Его бурная радость, сопровождающаяся лаем, потоком слюны и прыжками, была вполне объяснима. Бедный пес оставался взаперти целую вечность, после того как его владелец внезапно умер от сердечного приступа прямо в очереди за хлебом.
Коре потребовалось немало усилий, чтобы усмирить Тапочка и отвести его к новым хозяевам. Но зато теперь, с чувством выполненного долга она могла вернуться домой.
− Эй, модница, − свистнул кто-то за ее спиной. − Ну, обернись, чо ты!
А ведь до общежития оставалось всего полквартала.
Кора вздохнула и скрестила руки на груди. Ее нагнали несколько парней лет двадцати. Те самые, что неоднократно приходили в «Восторг» с целью поиздеваться над персоналом кафе и помешать им выполнять свою работу. Марья Федоровна так и не смогла с ними ничего сделать: пока хулиганы ограничивались троллингом, их действия оставались в рамках закона.
Самый старший − прозванный дружками Серым − попытался обнять Кору.
− А чего сегодня без марафета? Где траурные ленты, где чепцы? Не порядок, подруга!
Кора сбросила руку со своего плеча и сухо сказала:
− В них не слишком удобно проникать на чужую собственность.
Услышав это, хулиганы загоготали, посчитав хорошей шуткой. Прохожие косились на них с осуждением, но ничего не говорили. Кора попыталась уйти, но ей помешали, преградив дорогу.
− А чо ты от нас бегаешь?
Она тоскливо покосилась на проржавевшую калитку; еще чуть-чуть, и ее никто бы не смог достать.
