Значит, их было больше, чем пятеро. Точно! Ещё трое похитителей без масок бежали ко мне.
Они толкнули меня в снег лицом.
Очень больно.
Тут бы им следовало заломить мне руки за спину, но они стояли и молча таращились на мои потрёпанные и поломанные крылья, сияющие в лучах утреннего солнца, как рассыпавшееся по снегу золото.
Я не могла встать. Сил не было. Но кто-то поднял меня.
Это был Викториан.
Он вытер моё израненное лицо шёлковым платком, отделанным дорогим кружевом. Кружево показалось мне металлической тёркой, продравшей по ссадинам на щеках так, что болью отдалось в сердце.
Викториан?
В этом мире?
Что он тут делает?
Какой стыд! Я оборвана, начала обращаться и не смогла закончить, это считалось у нас омерзительным. Что он подумает обо мне?
Хотя…
Какая разница?
Кроме Викториана к похитителям, которые сыпались из дома один за другим, бежал Гаарветт, на его лице, обращённом ко мне, читалось такое сочетание любви и нежности, что у меня сердце ёкнуло.
Он что, правда, влюблён в меня?
За ним спешил сосредоточенный Андреас, его лицо светилось искренней нежностью.
И он?
Может ли такое быть?
Финист кусал губы и засучивал рукава, на его лице были только боль и отчаяние. Драться мой милый братишка умел, в университете научился, ведь каждый студент пытался упрекнуть его в безродности и неоправданной милости короля.
Они сошлись врукопашную с похитителями.
Маги так привыкли к заклинаниям, что никогда не брали с собой даже кинжалы и мечи. Но здесь магия изменила им.
Её просто не было.
Я заметила Митиля. Он дрался умело, быстро ускользая от ударов противников. Он успел даже подмигнуть мне и при этом легко уйти от удара в лицо.
Викториан накинул мне на плечи свой плащ и оттащил меня подальше от боя.
Он смотрел на бьющихся, не отрываясь, его губы шевелились, пальцы сжимались в кулаки, но оставить меня он не мог.
В толпе молотящих друг друга людей промелькнули серебристые кудри.
Он тут зачем? Ясень меня оплети! Или мне показалось?
Максим?
На миг тугие узлы, свёрнутые дракой из тел, распались. И первым поднялся Максим. Именно в него целился дознаватель из этого мира. Если бандиты не вспомнили про оружие, то он и не забывал про него. Слишком низкий и бессильный, чтобы надеяться на кулаки, он тянул к Максиму чёрную смертоносную закорючку.
— Макси-и-им! — закричала я, срывая голос.
Он обернулся ко мне, в его посветлевших глазах была любовь, не страсть, не нежность, а именно любовь. Я знала, ведь так смотрел на меня мой отец.
Максима ударило в грудь.
— Нет! Нет! Нет! — кричала я, размазывая щёки и кровь крылом по лицу и вырываясь из рук Викториана.
— Ясень. Ясень. Ясень. Верни мне его, верни, верни. А я взамен… — мне нечего было отдать взамен.
Чем заплатить дереву, которому ничего не нужно?
— Пёрышки, — улыбнулся мне Максим, когда я прижала его к себе, — смешная ты… с крыльями!
Он уходил. Я сжимала и сжимала его тело, понимая, что…
Всё.
Ясень не слышал меня в этом чужом мире, а здешних богов не знала я.
Максим потерял сознание.
— Зовите лекарей… и жене его передайте, что… — прошептала я, чувствуя, как тише и тише становится стук его сердца.
Митиль коротко глянул на меня, потом на Максима.
Бой остановился, мои спасители скрутили людей дознавателя.
Снег под телом Максима залился кровью. Пуля прошла навылет, но не было магии, чтобы его спасти.
К нам подошёл Гаарветт:
— Есть один способ, — тихо произнёс он, снимая кольцо Ясеня и надевая серебристый ободок на палец Максима.
— Поздно, — прошептала я, ощущая, что сердце под моими ладонями уже не бьётся и, отворачиваясь, чтобы не смотреть на лицо, которое я целовала и ненавидела.
Неживое лицо.
— Сашка, — Максим улыбался мне, — туфелька твоя… — он был живой!
Он бредил!
Я судорожно собирала магию, чтобы стянуть ею рану, остановить кровь.
— В куртке, здесь она, словно золушкой потерянная, — Максим бессмысленно улыбался.
Странный бред.
Митиль шагнул к нам, вытянул из-под куртки Максима мою туфельку, обрызганную кровью моего возлюбленного, и надел мне на ногу, словно это был серьёзный обряд.
Скрученные моими спасителями бандиты приоткрыли рты. Видимо, в этом мире, туфелька что-то значила.
А кольцо дало тонкий побег с листком на конце, разрастаясь, золотые и серебряные стебли с листьями оплетали тело Максима, добрались до сузившейся раны и замерли.
— Сашка… — Максим коснулся моего запястья тонкими холодными пальцами, — я не сказал… не успел. Люблю тебя, Сашка с крылышками. Про жену… страшно стало… обмануться. Опять. И я соврал…
— Вот и я думаю, какая жена? У тебя? Когда успел? — Митиль осторожно приподнял Максима.
— Что теперь будет с ним? Что? — обернулась я к Викториану.
— Его надо везти к Ясеню. Митиль! Портал! — крикнул Викториан, перехватывая Максима.
Митиль развёл руки. У него была магическая энергия, она искрила на его пальцах, стекая в снег.
Такого я не видела никогда. У этого рыжеволосого парня был странный талант.
Перед нами посредине улицы появился дверной проём, покрытый облезшей белой краской.
Но в дерево попала пуля, брызнули настоящие щепки.
Это дознаватель стрелял в наш портал. Мэтр Храбриани, которого я не видела среди моих спасителей, бросился на дознавателя. Они были одного роста и настолько похожи, что казались братьями-близнецами.
Пока они лупили друг друга, Викториан подхватил на руки меня, Митиль — Максима, и мы, первыми шагнув в портал, провалились в зал, где покачивал мерцающими листьями Ясень.
За нами выпали из размытого пространства все остальные, включая сцепившихся дознавателей, которые покатились шипящим клубком по полу.
Кажется, будет им интереснейший обмен опытом.
Я выскользнула из рук Викториана и побрела к Ясеню, хромая, как принцесса из детской сказки про принца-гусопаса и добрую фею.
Тронула ствол, запрокинула голову: листья Ясеня тихонько звенели — но я не понимала, о чём они говорят. Интересно, когда-нибудь я выучу их язык?
Рядом с Ясенем, кольцо на пальце Максима превратилось в обыкновенный серебристый ободок с листочком. Но Максим уже не был таким бледным. Маги-доктора, вызванные Викторианом, увезли Максима.
