— Харик, — бурчит тот, явно недовольный моим вмешательством. Но мне уже плевать. Всё своё внимание я сосредотачиваю на животном.
— Тише, Харик, тише, хороший. Не бойся меня. Я помочь тебе хочу, — приговариваю и протягиваю руку к носу, позволив познакомиться со своим запахом, а потом скольжу ладонью дальше.
Он косит на меня испуганным глазом, пытается броситься в сторону, но я начеку и держу поводья настолько крепко, насколько могу в теперешнем состоянии. И принимаюсь круговыми движениями массировать лоб, нажимая и заставляя его расслабиться.
— Ну же, позволь тебе помочь, — воркую, и делаю шаг ближе, чувствуя, что конь замирает, прислушиваясь к своим ощущениям. — Уши твои трогать не буду, ты же мне не настолько доверяешь, да? А вот тут разомну. Давай, мой хороший, покажи, где тебе больно.
Постепенно жеребец успокаивается, опуская голову и даже утыкаясь мне лбом в грудь. И я с чистой совестью пользуюсь этим, чтобы обследовать его и нащупать наконец сведённую напряжённую мышцу. А дальше действую привычно, прислушиваясь к реакции животного, разминаю и снимаю напряжение в тревожащем его месте. И конь полностью успокаивается. Умный. Послушный. Вряд ли его этот олух растил. Купил, скорее всего.
— Ну вот и всё. А ты боялся, — с наслаждением утыкаюсь лбом в тёплую шею благородного животного. Как же я соскучилась по своим любимым резвым мальчишкам. По Янтарю. По Акбару.
— Как ты это сделал? — слышу удивлённый голос его хозяина.
— Просто нашёл место, которое его беспокоило. Мышцу вашему Харику свело. Давно он под седлом? — интересуюсь, возвращая поводья.
— Первый год, — уже гораздо миролюбивей признаётся Хамиль, кажется.
— Ясно, — уже открываю рот, чтобы выдать подробные рекомендации, как обращаться с молодым жеребцом, но ловлю на себе ошарашенный взгляд Гапки в медленно удаляющейся повозке. М-да. Не палимся? Угу. Совсем. — Хороший он у вас. Счастливого пути.
— И тебе, малец. Спасибо за помощь, — хмыкает парень.
— Не за что, — бросаю уже на ходу, догоняя наш фургон. А когда залезаю и усаживаюсь обратно на своё место, понимаю, что, кажется, организовала себе проблемы раньше времени.
Гапка смотрит на меня не просто удивлённо. В её глазах роится столько вопросов, сомнений и даже страхов, что у меня волосы на затылке шевелятся. Я даже не знаю, радоваться мне, или огорчаться, что задать свои вопросы она сейчас при свидетелях не может. Хорошо хоть Лялька моего отсутствия не заметила, кажется.
Постепенно очередь с досмотром дошла и до нас. Двое военных, тех самых яншаров, которых так испугалась Гапка ночью, заглянули в наш фургон и пробежались глазами по всем присутствующим, удостоив меня лишь мимолётного взгляда. Более внимательно присмотрелись к детям, но три девочки, играющие на полу рядом со спящим мальчиком, выглядели так органично и по-простому, что заподозрить среди двух младших уворованную мною дочь принцессы у них не получилось. Потом сосредоточились на женщинах, но все попутчицы нам достались довольно крупного телосложения, да и Гапка из общего ряда благодаря нашим стараниям не выбивалась. Не найдя никого соответствующего искомым параметрам, яншары, пожелав нам хорошего пути и милости Богини, отправились к следующей повозке. А наша миновала наконец ворота, покидая Гьярану.
У-у-ух. Божечки, неужели выбрались?!! Всё-таки не зря я вчера надрывалась. Проверка эта действительно лишь для проформы. Ищут меня явно в другом месте. От затопившего тело облегчения, казалось, что я сейчас воспарю к потолку нашего качающегося фургона. Хотелось смеяться и плакать одновременно. А мне ведь до сих пор казалось, что я спокойна. Ох. Единственное, что теперь омрачает мне настроение, это задумчивые глаза сидящей напротив старушки. Она уже взяла себя в руки, но это отнюдь не значит, что забыла свои сомнения. Надо с ней поговорить, как только предоставится такая возможность. Всю первую половину дня мы двигаемся почти безостановочно, кушая на ходу, и лишь для других нужд делая краткие остановки. Меня такой темп более чем радует, ибо означает удаление от Гьяраны и преследователей. Но по мере движения сидеть и любоваться на проплывающие виды, напоминающие мне наше средиземноморье, становилось всё сложнее. Тело нещадно болит, припоминая мне и ползанье по стенам, и забег ночью с Лялькой на спине, и наконец вчерашние мои подвиги с магическим истощением. И если с последним я ничего поделать не могу, наверное, то с крепатурой можно было бы побороться, если бы появилась возможность. И она появляется, когда мы наконец делаем привал.
Глава 10
Останавливаемся мы на большом покатом холме на обнесённой большими белыми валунами поляне. Вокруг растут кипарисы, создавая тень от палящего солнца. Повозки выстраиваются кругом, всадники, спешившись, расходятся помогать своим женщинам выбираться из фургонов, остальным приходится справляться самим. Я соскакиваю и снимаю Ляльку, которую мне подаёт Гапка, потом насколько могу, помогаю ей самой. И временно оказываюсь не у дел. Мою попутчицу зовут помогать готовить обед на всех, мелкую она забирает с собой, а я, как «главный мужчина в этой семье» неожиданно получаю возможность просто размять ноги. Так почему бы не найти укромное место, чтобы размять всё, что болит?
Бросив вокруг взгляд украдкой и убедившись, что на меня никто не смотрит, ухожу с поляны, проскальзываю между двух гигантских валунов и отправляюсь искать подходящее укромное место. А найдя его между каменных глыб в отдалении от места стоянки, принимаюсь методично сначала разминать все мышцы, до которых могу добраться руками, разогревая и уменьшая боль, а потом приступаю к осторожным упражнениям, постепенно переходя от разминки к растяжке. Вот бы каждый день заниматься. Может получится как-то ускользать и заниматься собой? Посмотрим. Если нет, то уж как-нибудь вытерпеть до встречи с Таем я смогу.
Не знаю, как сложатся наши отношения в реальности, но уже тот факт, что от него не надо будет таиться, делает нашу будущую встречу особенно желанной. Знаю, что этому мужчине смогу доверять, даже если мы не будем вместе. А то, что такой вариант развития событий тоже возможен, я прекрасно понимаю. Всё-таки сны и реальность — совсем разные вещи. А вдруг химия между нами так и не случится. А вдруг я ему не понравлюсь. А вдруг мне его запах будет неприятен, бывает же такое. А вдруг… этих вдруг так много. Слишком хорошо представляю, сколько всего он мог не показывать и не договаривать, сама ведь не всегда была откровенна. Например, Таю ничего не известно про мои попытки заменить его кем-то реальным. Да, у меня были мужчины. Целых два раза я ввязывалась в подобие отношений. Вышло мимолётом. Лучше б не было. Послевкусие осталось так себе. А о том, что он не чужд женского общества, тут и к гадалке не ходи, сомнений даже не возникает.
Вот и получается, мы знаем столь многое друг о друге, связаны на каких-то неосязаемых уровнях, но так же много осталось нами недосказано. Тай рассказывал мне о своей семье, что его мать умерла, когда ему было десять, говорил об отце, как о своём примере во всём, о мачехе, которую любит, как родную, о младших братьях и сёстрах, в которых души не чает, но ни слова не говорил о том, кто он и чем занимается. Он вообще о себе мало говорил, если разобраться, больше спрашивал, слушал, смотрел, вникал. А я показывала ему в своих снах любимые трассы, которые преодолевала, страны в которых бывала. Рассказывала о своём мире, о книгах, фильмах, семье, лошадях, обо всём на свете, но ни слова не упоминала о своих чувствах, мечтах, желаниях, боясь признаться, что все они по-глупому и наивно были связаны с ним так, или иначе. И не спрашивала, что я значу для него. Даже понимая, что встреча наша нереальна, не мечтать о нём я не могла и невольно всех сравнивала с этими мечтами. Надо ли говорить, что все проигрывали? У Тая наблюдался только один недостаток — он был моим сном.
