Он подходит к двум окнам и закрывает их плотными шторами; в комнате сразу воцаряется полумрак, и мне становится неуютно. Яр достаёт шар, у которого снизу приделан провод, и вставляет вилку в розетку; по стенам и потолку, словно по волшебству, начинают кружиться звёзды, луна и планеты солнечной системы.
— Это ночник-проектор; в коробке ещё есть флешка, на которую я закинул единственную более-менее адекватную песню, которую нашёл в своём плейлисте. — Ярослав показывает, куда втыкается флешка ярко-жёлтого цвета, и передаёт коробку снова мне в руки. — Будем считать, что это Эвелина заглаживает свою вину перед тобой. А теперь проваливай.
Собираюсь возмутиться, но он и так был сегодня со мной слишком вежливым, что на него совершенно не похоже, а я не хочу испытывать судьбу.
Возвращаюсь в свою комнату и первым делом подключаю ночник к розетке: в моей комнате нет окон, так что это чудо техники просто создано для неё. Вставляю флешку в нужный разъём, и когда слышу слова припева «Я везу её к себе, ей так это нравится…[2]» — почему-то краснею. Но песня действительно более-менее нормальная в сравнении со всеми остальными, так что я даже немного подтанцовываю, подняв голову вверх, и скоро от хоровода звёзд она начинает кружиться.
Интересно, о ком Ярослав думает, когда слушает её? Она ведь совершенно не вяжется у меня с его образом нахального мажора — совсем…
Поддавшись желанию, укладываюсь на пол, сложив руки на животе; не знаю, сколько лежу так — по ощущениям целую вечность. Рассматриваю яркие звёзды, пляшущие на стенах и потолке, и настолько отвлекаюсь, что не слышу звука открывшейся двери и шагов своего персонального тирана; только когда он оказывается рядом, сердце испуганно ухает куда-то вниз.
Пытаюсь понять, что Ярослав задумал на этот раз, но парень, кажется, не собирается издеваться надо мной
— Подвинься, — устало роняет.
Я отползаю немного влево, освобождая больше места, но пространство комнаты не позволяет находиться на приличном расстоянии друг от друга, и, когда он ложится, наши локти соприкасаются довольно ощутимо. Я боюсь сказать или сделать что-либо, чтобы не разозлить его снова — он ведь такой вспыльчивый — и просто возвращаю взгляд на потолок. Мы оба так и лежим в полном молчании, пока меня не начинает клонить в сон; засыпать рядом с Ярославом страшновато, но усталость сильнее, и я закрываю глаза, не в силах с ней сражаться.
Просыпаюсь оттого, что кто-то отрывает меня от пола и осторожно укладывает на кровать. Меня бросает в холодный пот, потому что я знаю, что это Яр, и стараюсь ничем не выдать тот факт, что я проснулась. Парень умудряется одной рукой скинуть на пол покрывало, а потом откинуть одеяло, чтобы затем так же аккуратно укрыть меня им. Я послушно притворяюсь спящей, надеясь на его скорый уход, но вместо этого Ярослав садится на край моей кровати. Дышу размеренно и медленно, хотя сердце колотится, как сумасшедшее, и чувствую мягкое прикосновение кончиков пальцев к своему лицу. Понятия не имею, как мне при этом удаётся сохранять спокойствие, потому что первым желанием было отскочить в сторону. Парень осторожно и невероятно нежно очерчивает контур моего лица, а после проводит пальцами по моим губам — практически не ощутимо. Не замечаю, как губы отзываются на это прикосновение и послушно раскрываются — разве что приглашение не дают.
Надеюсь, он спишет это на сон.
Практически не дышу, потому что все ощущения сконцентрированы на пальцах Ярослава; очень хочется хотя бы приоткрыть глаза, чтобы убедиться, что мне всё это не снится, но я боюсь. А парень тем временем меняет положение, и я чувствую, как он оставляет мягкий невесомый поцелуй на моих губах — словно мимо пролетела тонкая паутинка и случайно задела их.
— Спи спокойно, детка, — слышу его приглушённый шёпот. — Я никому не позволю обижать тебя.
«А себе?» — хочется спросить, но я, разумеется, молчу.
Он сидит со мной ещё некоторое время, а после уходит, и мои глаза сами собой распахиваются; тело словно парализовало — я даже на ужин не вышла, и Яр не пришёл меня «будить». Не удивительно, что в эту ночь я не смогла заснуть, размышляя о том, зачем он меня поцеловал, хотя поцелуем назвать едва слышное касание сложно, и поменяет ли это как-то его отношение ко мне.
Может, я теперь главная героиня собственной сказки про Золушку?
Не могу сказать, что я в него сама влюбилась — всё-таки, мы слишком долго друг друга ненавидели, чтобы стрелки наших моральных компасов так резко стали указывать на любовь. Но сейчас, когда у меня появилась призрачная надежда на то, что у Ярослава всё же есть сердце, я допускала мысль о том, что мы могли бы стать, по крайней мере, друзьями.
Хотя у него явно не дружба была на уме, когда он целовал меня.
Стоит подумать об этом, как память тут же услужливо подсовывает мне лицо Вадима, который до недавнего времени был единственным, кого я видела в качестве своего бойфренда в будущем. Но если сравнивать поцелуи двух парней, то Вадим явно проигрывал, потому что рядом с ним я не ощущала и половины того, что чувствовала рядом с Ярославом. Хотя мы с Калугиным всё это время были просто друзьями и ни разу не пытались стать друг другу чем-то большим — возможно, если бы встречались некоторое время, всё было бы по-другому.
Так как же вышло, что даже после такого отношения со стороны Яра я могу даже просто представлять нас вместе?
Всё-таки странно устроен мозг и сердце у женщины…
3 сентября 2019 года, вторник
К утру на моём лице, словно начищенный алмаз, сияла улыбка; романтичная по натуре, я уже расписала нашу с Поляковым совместную жизнь чуть ли не до пенсии: свадьбу, медовый месяц, детей — даже внуков. И, хотя я встала совершенно разбитой из-за недосыпа, настроение всё равно зашкаливало, потому что случилось то, о чём я даже мечтать не смела.
Неужели и тиран способен на чувства?
Наскоро принимаю душ и несусь на кухню, потому что вчера я успела перехватить только пару бутербродов в обед, и теперь мой желудок пел мне отнюдь не дифирамбы. Заворачиваю за угол и застываю: Ярослав уже сидел на своём стуле за островком и что-то активно уплетал за обе щеки, и я застываю в нерешительности. Интересно, как он поведёт себя, когда увидит меня? Улыбнётся? Или поцелует по-настоящему? Сердце делает в груди кульбит и плюхается где-то внизу, но я всё же беру себя в руки, даже не пытаясь спрятать улыбку, и вхожу.
— Доброе утро, солнышко, — улыбается в ответ тётя Валя, пока я приближаюсь и прожигаю спину Яра. — Ты сегодня прямо сверкаешь!
— Выспалась, — откровенно вру я, усаживаясь на соседний от парня стул. — Всем доброе утро.
Валентина кивает и возвращается к работе, поставив передо мной тарелку омлета, посыпанного тёртым сыром и зеленью, ароматный зелёный чай и вазочку с мёдом; кошусь в сторону Полякова, потому что он моё приветствие пропустил мимо ушей, в отличие от кухарки. От этого я чувствую лёгкую растерянность, но не настолько, чтобы перестать улыбаться: может, он просто не хочет оказывать мне внимание при свидетелях. В один присест уничтожаю завтрак и благодарю тётю Валю, а после возвращаюсь в свою комнату — собираться.
