– Я пришлю братьев починить дверь и окно, – сообщил жрец, когда Сашка закончил объяснения. – А к вам, палач, будет направлен брат, разносивший сегодня утром «глоток жизни». Думаю, вы знаете, как его разговорить.
Сказав это, жрец повернулся к выходу.
– Почему вы меня не искали? – решился все-таки задать вопрос Александр. – На второй сеанс очищения?
– Тебя посчитали сбежавшим после того, как ты не явился на утреннюю трапезу. И был объявлен розыск.
– Розыск? – с усмешкой сказал Павел. – Хороши сыщики! Искали где угодно, кроме места проживания.
– Оглушенные не так сообразительны, как вы, – парировал жрец. – Они прочесали периметр и, не обнаружив брата-птицелова, доложили мне о его побеге.
– Как доложили?
– Молча, – съязвил жрец.
– Если бы брат-птицелов погиб, эта смерть была бы на вашей совести, – мрачно, с плохо скрытой угрозой сказал Павел. Сейчас он и вправду походил на палача. Сашка чувствовал себя статистом, прекрасно понимая, что его случай стал только поводом для возобновления давней стычки.
Жрец не ответил, кинул презрительный взгляд на Павла и ушел. Сашка подумал, что понятие совести в привычном человеческом смысле здесь выглядит чем-то неуместным и даже нелепым. О чем говорить, если большая часть обитателей слепо подчиняется другой, меньшей? Все равно что рассуждать, была ли совесть у фашистов в концлагере. Но озвучивать свои мысли Сашка не стал. Если разобраться, он и сам теперь принадлежит к главенствующей верхушке и даже имеет возможность управлять рядовыми братьями. Как насчет совести у него в такой ситуации?
Пашка подошел к дверному проему, выглянул, убедился в отсутствии лишних ушей и быстро сказал, понизив голос:
– Надо все обсудить. Я тебя ждал. Сначала думал – проверну все сам, но потом понял, что в одиночку не справиться. Надеялся, что ты придешь. Не особо, конечно, но надеялся. Теперь у нас точно все получится. Помнишь, о чем тогда на кухне говорили?
Сашка кивнул. Еще бы ему не помнить тот разговор, в очередной раз перевернувший вверх тормашками его прежнюю жизнь!
– Как там Ирка? – с запинкой произнес Павел.
– Надеется, что вернешься, – коротко ответил Сашка, садясь повыше. Силы восстанавливались быстро, боль и лихорадка исчезли, ощущалась небольшая слабость, но и она отступала. Поглощенный новостями, он теперь уже почти не обращал на это внимания.
Вошла Юлька с большой плетеной корзинкой, взглянула вопросительно. Сашка успокаивающе кивнул – не волнуйся, мол, все в порядке.
– Дело это просто так, на тормозах, спускать нельзя, – подытожил Павел. – Обращусь к Камню, получу разрешение провести допросы. Возможно, придется объявлять общий сбор живых. Если за этим стоит жрец, никуда не денется, прижмем. А ты пока отдыхай, брат, восстанавливайся.
– Спасибо, Па… лач. Век не забуду, – сказал Сашка, решив сначала осторожно ввести Юльку в курс дела, а потом уже раскрыть Пашкино инкогнито.
Лед уселся на топчан, навострил уши, посверкивал голубыми искрами из полуприкрытых глаз. Было видно, что он настороже, что-то или кто-то его беспокоит. Сашка протянул руку, почесал кота между ушей, погладил.
– Спасибо! – повторил он, обращаясь теперь уже ко всем присутствующим сразу. До него дошло: сейчас, в этом самом месте, волею обстоятельств сошлась вся его семья, самые близкие и дорогие ему на этой земле люди. И кот, спаситель и брат.
Юлька пробыла недолго. Убедившись, что с Сашкой все в порядке, ушла по своим делам – большое хозяйство и братья требовали ее внимания. Павел ушел еще раньше, улыбнулся от порога, глядя, как Юлька хлопочет возле друга. После его ухода Лед заметно повеселел, разлегся вальяжно, совсем по-кошачьи, и умиротворенно заурчал. За хозяйкой он не пошел, остался в каморке. Сашка поел и снова лег. После встряски организм требовал отдыха.
Позже сквозь сон он услышал стук и скрежет, в тревоге открыл глаза, но практически сразу отключился снова. Причин для беспокойства не было – присланные жрецом братья меняли разбитое стекло, восстанавливали дверь. Лед неотрывно следил за их действиями, и Сашка понял, что с такой охраной ему в ближайшее время ничего не грозит.
Проснулся он к вечеру, по углам каморки уже разбрелись ночные тени, красноватый свет с улицы стал ярче. Чувствовал себя Сашка относительно бодро. Встал, умылся, глотнул холодного чая, вышел во двор. К его удивлению, у порога, с внешней стороны, он обнаружил брата-монаха. Охранник? Выйдя из туалета, заметил еще одного, чуть поодаль. Ясно, теперь за ним будут присматривать. То ли ты действительно ценный кадр для них, птицелов-Лагутин, то ли, воспользовавшись ситуацией, тебя таким образом лишают свободы общения. Все это было совсем некстати. Интересно, кто распорядился?
Лед по-прежнему крутился рядом.
– И что теперь будем делать, брат? – спросил Сашка, поглаживая кота по мягкой шерстке. – К кому отправимся?
Решение пришло сразу. Неожиданно для самого себя Сашка понял, что за разъяснениями правильнее всего будет обратиться к Камню.
Глава 2
Ушедшие в ночь
В сопровождении новоявленных охранников и Льда, который теперь не отходил ни на шаг, Сашка отправился к святилищу. Проходя мимо Камня-глаза, в очередной раз залюбовался необычной красотой полупрозрачной глыбы. Красный кристалл выглядел празднично и будто согревал холодную осеннюю ночь своим мягким светом.
У частокола Сашка притормозил, поняв, что не помнит, где калитка. Высокие заостренные бревна стояли плотно, без зазоров. Постучать? Или крикнуть? Как там у Бажова в сказах было: «Без ковша пришел!» Вместо всего этого Сашка поклонился, вспомнив, как это делал жрец. Калитка распахнулась чуть левее тропинки. Александр вошел, охранники и Лед остались снаружи.
«Здравствуй, Птицелов!» – раздалось в голове.
– И вам не хворать, – вслух ответил Сашка, маскируя развязным ответом растерянность. Голос Камня отдавался в сердце, был родным, знакомым, своим. Ах, умеешь ты, каменюка, играть на чувствах! Разом пропал весь запал, злость, требовательность. Такому собеседнику хотелось открыть душу, спросить совета, пожаловаться.
«Пришел узнать, не я ли тебя на тот свет решил отправить? – с отчетливой иронией в голосе спросил Камень. – Не я. А вот кто – тут я тебе не помощник. Захочешь, сам вычислишь, а нет – так нет».
Вот тут Сашка удивился. Версия о причастности Камня у него, конечно, была, но на прямой ответ он не рассчитывал. Тем более неожиданным стало откровение о том, что Камень знает виновника происшествия, но ему не скажет.
– А почему? – прозвучало достаточно глупо, но было интересно, как загадочный владыка аргументирует свою позицию.
«Потому что моя задача не вмешиваться в дела живых, а наблюдать. Для исполнения повелений достаточно низших, или оглушенных, как вы их называете. А живые на то и оставлены такими, чтобы сами могли разбираться в своих проблемах и взаимоотношениях. Без няни».
