Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
На следующее утро я проснулась пораньше, чтобы прогуляться по Четумалю. Согласно карте, город находился на побережье. Автобус в Гватемалу отправлялся во второй половине дня. Я села на городской автобус, и время потекло медленнее. Пригородный Четумаль напоминал Мар-Виста – оштукатуренные бунгало и крошечные дворики, – разве что нигде не было автобусных остановок, водитель тормозил по взмаху руки. Спустя час и одиннадцать километров бунгало мелькали все реже и вдруг из-за поворота вынырнула бухта. Навевающее сон однообразие обернулось ослепительной голубизной воды, все частички воздуха стали сверкающей рамой. Побережье было заросшим. Я вышла из автобуса и пошла по заросшей тропинке в сторону прибрежного кафе в самом конце округлого полуострова, но кафе оказалось закрыто. Я охнула, увидев привязанную к столбу обезьяну. В итоге ко мне вышел мужчина и на английском рассказал, как, заработав денег в ремонтной мастерской в Америке, он купил кафе, этот кусок берега и обезьяну тоже. Обезьяна, казалось, не возражала. Я наблюдала, как она, сидя на корточках, выводит круги на земле. Ее пыльный мех был заляпан золой. Десять идеальных пальцев рук, сморщенные пальчики на ногах.
* * *
Дженнифер Харбери было тридцать девять лет, когда она встретила Эфраима Бамаку в тренировочном лагере повстанцев в гватемальских высокогорных джунглях. До этого момента ее жизнь состояла из одной выжженной, пыльной дороги. Из Балтимора в Корнелл. Из Корнелла в Северную Африку, а затем в Афганистан; с рюкзаком за плечами скитаясь по дальним уголкам этих стран без четкого плана. Она встречала палестинцев в изгнании. Она насмотрелась на нищету и задалась вопросом: кто-то непременно должен голодать, чтобы мы вели привычный образ жизни? Этот вопрос из разряда тех, что могут свести с ума. Он-то и привел Дженнифер на юридический факультет Гарварда во времена, когда быть феминисткой значило отказаться от жизни созависимой распиздяйки. Многие женщины самоутверждались с помощью карьеры в корпоративном праве. Но Дженнифер-плохая-феминистка устроилась в адвокатскую контору в Восточном Техасе, чтобы отстаивать права иммигрантов. Многие из ее клиентов были гватемальскими майя, которым грозила депортация. Люди из иного временного измерения – они терпеливо сидели на пластиковых стульях, излучая мощное и чудное обаяние. Дженнифер захотела узнать больше. В отличие, наверное, от ее коллег или от техасского адвоката, за которого она только-только вышла замуж, «люди майя умели жить в сплоченной коммуне. Они были очень скромны, очень милы и великодушны». Она едет в командировку в Гватемалу, чтобы обосновать прошение о предоставлении убежища для мелких крестьян, которых во время войны обворовало государство. В Гватемала-Сити Дженнифер знакомится с членами подполья и становится участницей движения. В 1989 году она пожинает плоды двадцатилетней блистательной карьеры активистки во время президентств Буша и Рейгана: видавший виды пикап, дешевая квартирка, счета за которую оплачиваются с одолженных или подаренных друзьями денег, договор с безвестным издательством в Мэне на книгу устной истории, записанную со слов гватемальских активистов и крестьян. Поскольку Дженнифер – девчонка, анализируя ее жизнь, мы не можем не измерять ту пропасть, которая простирается между ее великими целями и ее унылыми, путаными буднями. Даже в хвалебной статье «Нью-Йорк Таймс» ее называют «чудаковатой». «На самом деле, – рассказывает давняя школьная подруга Дженнифер через неделю после того, как Тед Тёрнер купил права на историю ее жизни, – она была непробиваемой».
* * *
История Трассы 126 напоминает тайную историю Южной Калифорнии. Дорога идет на восток в округ Вентура из Валенсии, бывшего индейского кладбища. В сороковые годы Вал-Верде и Стивенсонс-Ранч были курортами для чернокожего населения с доходом выше среднего. До того, как в восьмидесятых здесь построили закрытый микрорайон «северного» Лос-Анджелеса, в пустыню около Валенсии часто выбрасывали трупы. Эти события легли в основу фильма ужасов «Полтергейст». И конечно, Валенсия – это также местоположение Калифорнийского института искусства и анимации, КэлАртс, который спонсирует Дисней. «Улыбнись – и в Валенсии окажись!» – гласит рекламный щит со счастливым львом в центре города. Местные зовут Трассу 126 «Кровавой аллеей» из-за пугающе высокой статистики автомобильных аварий с летальным исходом.
Ландшафт и земельные угодья размываются по мере движения на восток от апельсиновых рощ к луковым полям, цветочным фермам. Сразу понятно, кто на них пашет: вдоль трассы стоят маленькие стенды с овощами и фруктами, они принадлежат чиканос во втором поколении, которые следуют за американской мечтой; нелегалы из Мексики и Центральной Америки все так же трудятся на полях по шесть-семь дней в неделю. Они снимают лачуги, отапливаемые газовыми горелками. Пару лет назад была обнаружена сеть виртуальной работорговли с центром в Камарильо. Тени из плантационного детства Ригоберты Менчу скользят вдоль гватемальского побережья: отчаявшихся людей сгоняют с деревень, перевозят их в переполненных, душных кузовах грузовиков, к тому же стоя – и это всего лишь прелюдия к тем кошмарам, которые их ожидают. Южный Дахау.
Трасса 126 – это дорога в Вентуру, по которой дальнобойщики объезжают станцию взвешивания на Сто первом шоссе. Удачное место для покупки спидов. Дорога за Филлмором, ведущая к тому, что когда-то было Национальным заповедником кондоров, теперь стала местом нелегальных уличных гонок. Когда популяция кондоров уменьшилась до трех особей, их отловили и перевезли. Художница Нэнси Бартон вспоминает о проекте, который в 1982 году воплотила в жизнь Нэна Бордер: она отыскала места преступлений на Трассе 126, где были убиты восемь автостопщиц и проституток, и установила таблички рядом с их неглубокими могилами.
* * *
В 1972 году художница Мириам Шапиро открыла в Калифорнийском институте искусств программу «Феминистское искусство». По большому счету ей это удалось, потому что президентом института был ее муж. Но КэлАртс все равно существовал по законам джефферсонианской демократии, так что Шапиро еще полгода играла в Шахерезаду: приглашала каждого главу отделения мужского пола на персональный ужин, клянчила и очаровывала, и заручалась их поддержкой.
Художницы программы хотели, как рассказывает Фейт Уайлдинг, «заявить о своей сексуальности иными, более решительными способами…». «“Пизда” означала для нас пробуждение осознанности по отношению к нашим телам… [Мы создавали] картины и инсталляции из кровоточащих щелей, дырок и впадин…». Программа продержалась год. «Наше искусство… с помощью которого мы противостояли формалистским стандартам, – продолжает Уайлдинг, – подвергалось в институте испепеляющей критике».
Той весной все на курсе Джуди Чикаго работали над совместным двадцатичетырехчасовым перформансом под названием «Трасса 126». Куратор Мойра Рот вспоминает: «Группа придумала последовательность событий для одного дня на трассе. День начинался с “Реновации машин”[13] Сьюзен Лэйси, когда группа украшала брошенную машину… и заканчивался следующей сценой: женщины стояли на пляже и наблюдали, как Нэнси Юдельман, замотанная в несколько метров легчайшего шелка, медленно удаляется в море, пока, по-видимому, не тонет…». Есть великолепный фотоснимок машины, который сделала Фейт Уайлдинг, – выкрашенный в розовый тарантас прибило к пустынным камням. Кузов открыт нараспашку, и внутри все закрашено пиздокровавым красным цветом. Пряди пустынной травы свисают из-под крышки капота, словно растрепанные волосы Рапунцель. Согласно «Антологии перформансов – справочнику десятилетия калифорнийского искусства»[14], это замечательное событие не было упомянуто ни в одном критическом обзоре тех годов, хотя библиографии работ Балдессари, Бардена, Терри Фокса, которые относятся к тому же периоду, занимают несколько страниц. Дорогой Дик, вот интересно, почему в семидесятые годы каждую работу, повествующую о жизненном опыте женщины, характеризовали только как «коллективную» или «феминистскую»? Цюрихские дадаисты тоже работали вместе, но они считались гениями и у них были имена.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
