— А ты знаешь, что больше всего любит чернь? — спросила, наблюдая за гордым жреческим профилем.
— Поведай, — сухо произнес он в ответ. Понять Варка можно: всю ночь лодкой управлял, не спал, а тут я донимаю.
— Хлеба и зрелищ! — он молчал, и я продолжила мысль: — Это я к тому, что хлебом накормил, но давай, обойдемся без зрелищ, — посмотрела с надеждой. — А то, знаешь ли, утро началось без приключений, что в свете последних дней кажется подозрительным.
— Придем в Лагсарн, сразу в храм, и никаких зрелищ.
— Спасибо! — обрадовалась я. — А если по пути, заглянем к Тиасе?
— Хочешь бутылек ароматный показать?
— Истерику сейчас покажу, — пригрозила шутя. — Говорила же: тю-тю бутылек. — И развела руки.
— Иного и не ожидал, — скептично ответил он.
— Зайдем?!
— В таком виде нет. Она решит, что тебя жрецы изводят. Знаешь, чем обернется?
— А ты меня, добрый сын Лагеарнии, извести не хочешь? Или есть в планах? А…
— В планах есть заткнуть кому-то рот.
— Поцелуем? — ерничая, повернулась к нему опухшим лицом и «моргнула» заплывшим глазом.
Миновав городские ворота, я предвкушала, что скоро помоюсь, от души поем и упаду на чистую постельку. Но телохранитель «обрадовал», что сразу идти в храм нельзя, нужно разведать обстановку. И, оставив меня на соседней улице в теньке, отлучился. А чтобы не было страшно, оставил сумку со златокрылой внутри.
Прижимая к себе объемную суму, я вертела головой, разглядывая суетящийся прохожих, и подбирала маленькой хвостатой вредине прозвище. Но на языке вертелись только Зубася, Крыся, Хряся, Вреднуся, Грызя…, пока не озарило:
«Фрося!» — и тут меня грубо толкнув плечом прохожий. Еще и Фрося резко дернулась в сумке, чувствительно боднув в живот.
— Что за…?! — не успела понять, как толстый мужик в дорогой одежде истошно заорал:
— А-а! А-а! — и замахал окровавленной рукой. От испуга я не сразу сориентировалась, что произошло. Но из сумки высунулась испачканная кровью Фрося и угрожающе зашипела на него…
«Вор! Она укусила вора!» — догадалась. Только акт возмездия не обрадовал. Привлеченные криком люди увидели синенькую мордочку, на мгновение остолбенели, а потом ринулись на меня с криками:
— Еще одна! Еще одна избранная! Люди! Еще одна! — конечно, фиг ли меня с опухшей моськой опознаешь.
Тут Фрося взмыла в небо, и восторженные людские вопли на все близлежащие улицы разнесли, что нашлась еще одна избранная.
В этот раз, пока меня снова на руках куда-то тащили радостно оравшие люди, я молчала и отстраненно думала, что в храме окажусь раньше Варка. Но… толпа разумно решила, что если одна избранная у жрецов уже есть — вторую нужно отдать в другие нуждающиеся руки. Поэтому приволокли меня к тизарскому дворцу, чтобы, так сказать, передать в надежные руки будущего мужа — Ковена.
Скандируя во все горло у ворот:
— Избранная — невеста тизарина! Избранная — невеста тизарина! — смели охрану, преграждавшую путь, и начали стучать в большие ворота.
Не сразу, но створки распахнулись, и перед толпой предстали две фигуры: блистательный тизарин и его царственная мать — Нельмела. Гамма чувств отражалась на их лицах: радость, недоверие, надежда, даже страх. И только мне одной из тысяч людей хотелось разрыдаться от обиды. Но когда меня поставили перед Ковеном, при виде такой умопомрачительной красавицы захотелось расплакаться и ему. А нельзя! В напряженной тишине тысячи глаз наблюдали за нами.
Я выглядела едва ли лучше бомжихи с помойки, и вот такую суженую ему подсунули подданные. Как будущий наследник, Ковен обладал большим самообладанием, поэтому держал лицо, но шумно дышал, от чего крылья носа трепетали. Собравшись, пересилил бешенство и брезгливость, взял меня за руку, улыбнулся, помахал ликовавшему народу… и покосился на охрану, чтобы закрывали ворота.
И только теперь я спохватилась, что не только сама сильно влипла, попав в логово врагов, но и подставила Варка, которого Кхарт наверняка убьет, а перед смертью помучает… От страшной мысли грудь обжег холодный страх, защипало глаза, но… но я сделаю все, чтобы спасти его!
Сжала зубы, задрала голову и надменно произнесла:
— Меня же ничего не портит, правда? — хотя бы голос мой Ковен должен узнать. — Даже корзины?
Тизарин вздрогнул и обернулся.
— Слава Лучезарным, это ты! — и выдохнул, будто груз упал с его плеч. — Мы подумали, что вторая избранная явилась.
— Нет, я такая одна. Поэтому будь любезен, тизарин Ковен, любить и жаловать.
— Что с тобой, — он осторожно коснулся моего лица.
— Яд сойдет, и стану прежней.
— Яд? — воскликнула тизария Нельмела, следовавшая за нами по пятам.
— За сутки меня пытались похитить, отравить, потом снова похитить. И если бы не старший жрец Варк, я бы бесследно исчезла на дне болота…
Коротко, но в красках рассказала, как нас преследовали по дороге в другой храм; о предательстве Оэнта; о смелости умного Варка, дерзнувшего поступить наперекор верховному жрецу, осторожно подводя мать и сына к мысли, что старший жрец тот, кто сможет потеснить опасного Кхарта. И зерно упало на благодатную почву.
— Я напишу письмо и попрошу прислать этого жреца, чтобы он засвидетельствовал, что ты — та самая Гленапупа. Долго ждать исцеления? — Нельмела окинула меня ощупывающим, неприятным взглядом.
— Старший жрец сказал: на четвертый день буду похожа на себя, — отвечала я медленно, растягивая слова и набивая себе цену. Окончательно убедившись, что я
— Гленапупа, Ковен засиял от счастья и, подняв руки к небу, прошептал:
— О, Лучезарные! Благодарю!
На что я цинично заметила:
— Не бывает некрасивых женщин — бывает мало вина.
— Некоторые и без вина зарятся на падаль, — процедила едко тизария и бросила охраннику: — Цитарпа!
Резиденция тизара с виду внушительная, однако истинный ее размер прочувствовала, лишь петляя по нескончаемым галереям. Резные арки, кружевные балконы, фонтаны и прудики, красочные мозаики, яркие залы и переходы, украшенные немного вычурно. Если в Нижнем храме атмосфера служебная, красота строгая, неброская, то тут все для неги и услаждений взоров владельцев.
Меня привели в роскошные покои с непривычным сочетанием белого пола и кофейного цвета стенами и потолком. По благородно-коричневому оттенку расцветали замысловатые молочные и оранжевые орнаменты, перетекавшие из одного в другой, еще более изысканный, и сплетались в центре потолка. А изумительная люстра, прикрепленная в том месте, походила на хрустальный плод. Через стрельчатые окна во всю стену солнце озаряло зал, отчего мне, голодной, он напомнил праздничный шоколадный торт. Подобно вишенкам на темном ковре стояли красно-пурпурные лежанки с разноцветными подушками, столик, кресло. Вкрапления зеленых кадочных деревьев и журчание фонтана, притаившегося в дальнем углу за арками, добавляли интерьеру изысканности. Я же в лохмотьях смотрелась здесь чужеродно, как кариес на белоснежной улыбке миллионера.
