— Что-то грядет.
— И вы все носитесь как угорелые по всему городу, чтобы это предотвратить, я уже догадалась.
— Нет.
Неожиданный ответ.
— А если поподробнее?
— Я не могу объяснить это подробнее, я даже не могу с уверенностью сказать, насколько серьезная опасность, но чувствую, что что-то надвигается. Со временем ты тоже научишься это чувствовать.
— Но ты же городовой. Ты должен знать, что…
— Леся, — он выглядел просто безгранично уставшим, и я послушно заткнулась, давая ему возможность говорить, — просто прими как данность: городовые не всесильны. Мы не можем знать и уметь всего.
— Не самые умные, не самые сильные… и как мне теперь жить с этим знанием?
— Как-нибудь, — пробормотал Влад, вновь закрывая глаза.
— Ты что, спать здесь собираешься? — мне не ответили, но я была упрямой, потрясла его за плечо, требовательно позвав, — Влад, не спи, здесь спать не стоит. Я поспала, теперь шея болит. Влад.
Он меня уже не слышал. Спал.
Необратимые перемены в жизни всегда происходят неожиданно. К ним нельзя подготовиться, их не получится избежать или вручить кому-нибудь другому, как не подошедшее платье или ненужную игрушку.
Так я стала хранительницей — неожиданно, вдруг, просто выйдя однажды из дома… и точно так же я вляпалась в какую-то ядреную неприятность, опасность которой смогла оценить далеко не сразу.
Наверное, мне даже не стоило удивляться, когда в полупустом вагоне, где, кроме меня, было еще целых пять пассажиров, именно я привлекла взгляд какой-то странной девицы.
— Пожалуйста, — незнакомая бледная девушка с безумным взглядом и обкусанными губами, она обессиленно упала на сидение рядом со мной.
В вагоне было достаточно малолюдно, но все, кто сейчас находился здесь, смотрели исключительно на неё, — прошу, не забудь, что я была.
— Что?
Она выглядела больной, не совсем нормальной и смертельно напуганной.
— Помни. Все забыли, но ты помни, пожалуйста.
— Кто забыл? Почему я должна помнить? — от её вида, от ощущения холодной, влажной ладони, сжимающей мою руку, от подёргивания тонких, нервных пальцев… мне было не по себе от всего этого.
Лампы в начале вагона мигнули и потухли, люди обеспокоенно зашевелились, но свет вновь загорелся раньше, чем кто-то успел запаниковать.
Моя нервная незнакомка не в счёт, она и так была на грани помешательства от неконтролируемой паники.
— Они идут, — хрипло сказала она, вдруг успокоившись, — идут за мной.
По спине пополз противный, липкий холодок. Мне хотелось вырвать руку из её пальцев, подняться и убежать с криком, но я продолжала сидеть на месте.
Темное жерло тоннеля сменилось таким же темным простором ночного города — состав выехал на поверхность чтобы вновь нырнуть под землю меньше чем через минуту.
Она сама отпустила мою руку. Перестала дрожать, посмотрела на меня. С тем невыносимым, фатальным спокойствием, которое проходит с осознанием неотвратимости грядущего.
— Помни.
— Послушай… — я осеклась, когда свет погас прямо над нами. Наступила неправильная, густая и беспросветная темнота, невозможно было разглядеть даже вывески магазинов или подсвеченные баннеры за окном. Словно кто-то обессветил весь вагон (мне кажется, лучше что-то типа «накрыл темным куполом весь вагон»). Весь поезд. Весь мир.
Щеки коснулось лёгкое дуновение ветерка. Едва ощутимое, но пробирающее до костей предчувствие чего-то страшного, смертельного и равнодушного выкручивало нервы.
Раздался — а быть может, мне просто показалось — едва слышный звон цепей. Шорох.
Сердце остановилось, кровь в жилах заледенела, я забыла, что значит дышать.
Совсем рядом была смерть, она находилась в шаге от меня, я чувствовала её холодное дыхание. Я знала, что стоит только пошевелиться, и она меня заметит. И я не шевелилась. Наверное, это была самая страшная ошибка в моей жизни. Возможно, поступка правильнее совершить я просто не могла. Одно я знала точно — беда обошла меня стороной, не коснувшись даже плечом…
Свет вновь загорелся. Полная женщина, сидевшая напротив меня, недовольно оглянулась, проворчав что-то про допотопные вагоны, которые еще Сталина помнят. Все было совершенно нормально, только девушка с загнанным взглядом куда-то пропала.
Но никто, казалось, этого не заметил. Все, словно забыли, как только что пялились на испуганную, выглядевшую совсем ненормально девицу.
Будто бы ее никто не помнил. Кроме меня.
Медленно словно во сне я вытащила из кармана телефон, дрожащими пальцами с трудом сняв блокировку и забравшись в список контактов. Номер Влада нашелся быстро, но нажать на вызов удалось лишь со второй попытки, руки тряслись, мысли путались, но одно я знала точно: я должна помнить.
Гудки, казалось, длились целую вечность, а я сидела, теребила край футболки и бормотала себе под нос:
— Помнить, помнить, помнить, помнить, … — не сразу даже заметила, что отбиваю ногой быстрый, нервный ритм, — помнить.
— Слушаю, — гудки сменились спокойным голосом городового.
Рваная дробь резко прекратилась, моя нога замерла сама по себе, рука сжалась в кулак, комкая ткань футболки, и я отчаянно выпалила, чувствуя, что все потеряно:
— Я должна помнить!
— Хорошо, — спокойно согласился Влад, — что именно ты должна помнить?
— Не… не помню.
Это было такое невероятное ощущение абсолютной беспомощности.
— Алеся, если ты звонишь по просьбе Анны, то можешь ей передать, что я помню о ее дне рождения, и помню, что она хочет в качестве подарка.
— Я передам, — пообещала тихо. Влад отключился, а я еще несколько минут просто сидела, бездумно уставившись на погасший экран телефона.
Зачем я ему звонила? Что за помутнение рассудка такое?
Наверное, этот момент можно было назвать переломным, после этого непонятного и нелепого звонка я все чаще стала забрасывать учебники, уходить гулять, ссылаясь на желание чуть-чуть попрактиковаться. Ведь нет же ничего лучше, чем опробовать свои силы в деле.
Глеб не возражал.
А я искала. Сама не зная, что ищу, и буду ли рада, если в итоге все же найду.
Цель свою, как ни странно, я нашла на одной маленькой, безлюдной улочке. Ничего особенно, просто неширокий проход между домами, сама не знаю, зачем я туда свернула. Что-то толкнуло сойти с шумного проспекта, нырнуть в прохладный, сырой полумрак и замереть при виде бредущей навстречу загнанной и обессиленной девушки.
Особую мрачность нашей неожиданной встрече придавали холодная высота каменных стен, между которыми нас и свела судьба, небольшая лужа, еще не высохшая после щедрого ночного дождя и едва уловимый затхлый запах. Так пахнет в подвалах или давно заброшенных зданиях.
