— И твое слово я слышал. — Лицо Кощея, гладкое, равнодушное, бледное, скупое на эмоции, походило на маску. На него страшно было смотреть.
И стало только страшнее, когда он все тем же бесстрастным голосом потребовал:
— Глаз.
Протянутая в сторону Лихо ладонь заставила меня медленно встать.
— Это… вашество, а что вы делаете?
Лихо не задавала вопросов, она даже не удивилась, услышав приказ. Поднялась, глядя только на Кощея, шагнула к нему, я сделала то же самое. Будто привязанная, повторила ее движение, потом еще раз и еще. Шаг за шагом Лихо приближалась к Кощею. И я вместе с ней.
Остановилась она на расстоянии вытянутой руки, я — нет.
Того, как нечисть выцарапывает костлявыми, тощими пальцами из глазницы свой единственный глаз, я не видела. Все случилось слишком быстро.
Повторный приказ, влажный звук, и на ладонь Кощея упало глазное яблоко. Я приблизилась ровно в тот момент и успела заметить, как лихорадочно расширяется и сужается зрачок, как нервно извивается оборванный зрительный нерв. Потом пальцы Кощея сомкнулись, скрывая от меня эту шокирующую картину и… Я так и не поняла, как осмелилась это сделать.
Просто осознала, что он собирается раздавить глаз, а в следующее мгновение уже стояла рядом с ним, крепко сжимая костлявое запястья, пораженная тем, как холодна его кожа.
В воздухе, затухая, еще билось мое взволнованное «Подождите!»
— Что? — утомленно спросил Кощей. Не раздраженно или разгневано, или хотя бы недовольно. В его голосе не было чувств, только бесконечная усталость.
— Вы не можете этого сделать!
— Не могу? — приподнял бровь он, возвращая меня на место. Я смутилась, испугалась даже, но только крепче сжала пальцы на его запястье.
— В смысле, можете, конечно, но не надо. — У меня не было достойных причин, должных отвернуть его от этой затеи, было только жалобное: — Пожалуйста.
Мгновения его раздумий были полны изматывающей надежды и злой истачивающей спокойствие тревоги. Я не могла сказать, почему так переживаю за нечисть, что желает меня убить. Я просто ее понимала и не могла с уверенностью сказать, что оказавшись на ее месте, не сделала бы то же самое. Обманутая, наказанная за чужое злодеяние…
Покосившись на Лихо, я увидела тонкий, длинноносый профиль и повязку, скрывающую правый глаз. Кажется, она ни на что уже не надеялась.
Но чудеса все же случались даже в этом государстве. Даже с этими страшными, порой неоправданно жестокими созданиями.
— Ты, — обратился к нечисти Кощей, — отправишься в Моревые шахты, будешь служить там.
— Срок наказания? — хрипло спросила Лихо, не веря еще, что помилована. Кажется, она уже уверилась, что вслед за глазом раздавят и ее.
— Пока не выведешь всю гниль. Лишь тогда сможешь вернуться и забрать глаз.
Замок Лихо покидала под надзором Змеев и выглядела при этом счастливой.
Лишь когда Кощей вновь остался единственной нечистью поблизости, в то время как волки суетились невдалеке, расталкивая неудачников, попавшихся на глаз Лихо и теперь валявшихся без чувств, я осмелилась задать вопрос:
— Но как она без глаза? Она же ничего не видит.
— Видит, — отозвался Кощей, — для этого глаза ей не нужны.
Вот так и выясняется, что некоторые важные для людей органы для нечисти — просто оружие.
— А вы совсем холодный, — заметила я, решив, что раз уж я задаю странные вопросы, то стоит задать их все пока есть шанс, — так всегда? В смысле, днем же вы теплее…
— По ночам случается, — односложно ответил Кощей и, собираясь, видимо, избежать расспросов, жестом подозвал к себе одного из волков, желая, чтобы тот проводил меня до покоев. — Тебе нужно отдохнуть. Прийти в себя… возможно, поплакать.
— Что-то не хочется, — ответила я, возмущенная тем, каким неловким способом от меня пытаются отделаться. Кощей вопросительно приподнял бровь, и я пояснила, мне ж не сложно: — Плакать совсем не хочется.
— Как интересно…
— А вот вам не хочется рассказать, почему вы на ночь остываете?
Вопрос мой был удостоен легкой, едва заметной улыбки и едкого:
— Разве я обещал тебе свою историю?
— А что такого? Аспид со мной поделился своей жизнью, ему полегчало, можете у него спросить. Так может… вам тоже стоит?
— Пожаловаться?
— Пожаловаться, — согласилась я. Не выдержала и ехидно ввернула, — поныть… возможно, поплакать.
Кощей оценил, но, вместо того, чтобы согласиться и начать прямо тут, не сходя с места открывать мне все свои секреты, сдержанно послал:
— И все же отдохни, царевна.
Безрассудный порыв огрызнуться и заявить, что ему бы тоже стоило отдохнуть, а лучше еще и к лекарю обратиться, я усмирила неопасным:
— Меня зовут Василиса.
— Я знаю.
Глава 8. О смертях, спасении и искренних чувствах
Я хотела злиться. Хоть на кого-нибудь из них. Обижаться, что от моих вопросов так легко отмахиваются. Даже от серьезных и заданных прямо.
Пусть они не хотели отвечать раньше, но теперь я знала про Лихо, про Марью Моревну, про то как именно и кто проклял Кощея. Так почему бы не дополнить мои знания? Почему бы уже не раскрыть суть проклятия?
Аспид отшучивался, Горыныч отмалчивался, Тугарин откровенно рычал, неизменно срываясь в змеиное шипение — пытался отучить меня задавать ненужные вопросы и попробовать уже разнообразия ради просто сесть и подождать, пока судьба сама приподнесет мне все ответы. Змей хотел, чтобы я вела себя как царевна, а не как сумасшедшая бесовка с шилом воткнутым в седалище. Я хотела правды и определенности.
Мыш хотел мяса и очень по-крысиному слал меня лесом при каждой моей попытке выведать у него важное.
— Ты же знаешь, — негодовала я, не желая идти туда, куда меня старательно отправляли. Нечего потому что в тех местах делать честным девушкам.
— Узнал случайно и вынужден был клятву страшную дать.
— А если я тебя пытать возьмусь? — не то, чтобы я действительно взялась бы — дядька меня такому не учил, но все же…
— Пытай, — фыркнул Мыш, — не сможешь ты сделать ничего страшнее того, чем я за нарушенное слово расплачусь.
Обидно было до жути.
— Но я же помочь хочу.
— Вот и не мешай чуду сбываться, — посоветовал он мне, едва заметно подергивая кончиком хвоста. Сегодня Мыш опять любовался отбивной, что во время чаепития готовили на обед домовые и теперь был не в духе. Мясо есть он не мог, этой простой радости Кощей тоже его лишил, но очень уж хотел.
— Да какому ж чуду-то? Проклятие ведь я должна снять, а не чудо ваше… — вспылила я, но вместо ожидаемой вспышки в ответ, получила почти спокойное и очень рассудительное:
